Земляки — Ручьев Борис

Бродит медленно над нами
в стрелах радуг и лучей
аметистовое пламя
долгих северных ночей.
В разговоре ночь короче,
и, с ночлегом не спеша,
греем душу до полночи
разговором по душам.

— А в Орле, чай, солнце светит…
— А в Свердловске огоньки…
— Значит, ты, земляк, с Исети?
— Значит, так.
— А я с Оки…

Молча время подсчитали…
Получилось в аккурат:
за Окой светлели дали,
над Уралом гас закат.
И, дохнув из всех отдушин,
жар в печурке заиграл…

— Тут, земляк, чуток похуже…
— Не Орел…
— И не Урал…
— День и ночь мороз по коже,
вроде нет конца зимы.
— Словом, тут не каждый может…
— Кроме нас…
— Так это ж мы!

Слышно: с жару хрустнут трубы,
льдинка звякнет на окне.
Тишина…
— А вот к чему бы:
снится мне моя во сне,
а к чему? К какому счастью?
То ли к доброму письму,
то ли к долгому ненастью,
то ли вовсе ни к чему?
— Что к чему, никто не скажет.
Мне, земляк, который год
ни к чему одна и та же
в снах проходу не дает.

— Нам больших наград не надо —
ведь, по правде говоря,
наивысшая награда —
знать, что ты живешь не зря,
что и ты других не хуже, —
чай, не всякий был готов
каждый день на здешней стуже
проливать по семь потов.
Всю тайгу обжить навечно,
все долины мертвых рек
разве мог бы несердечный,
нерадивый человек?
Мог такой согреть руками
замороженный веками
самый край своей земли?
— Нет, не мог!
— А мы смогли.

Снова в печку дров подкинут
и поют два земляка
для зачина про калину,
а потом про Ермака.

… И летят снега во мгле
и над морем-океаном
и в Свердловске,
и в Орле.

* * *

В дальнем детстве, в немыслимой сказке,
на часок отрываясь от книг,
разглядел я, дивясь по-хозяйски,
незастроенный свой материк.
И пришлась мне работа по силе,
и наполнилась честью душа,
и не мог я жалеть для России
ни покоя, ни рук, ни гроша.

Будто в горе проверив, как друга,
были мне, словно брату, верны —
зимогоры с Полярного круга,
садоводы с полей Ферганы.

Будто был я прямой и упрямый,
и пыталось ворье, как зверье,
извести не свинцом, так отравой
беспокойное сердце мое.
Будто я умирал и не умер,
голодал, обжигался и дрог.
Будто стал я грубей и угрюмей,
но забыть на минутку не мог
своего незабудного края,
где за все мои странствия зла
горожанка, меня вспоминая,
ни за что непутевым звала…

… Всё сбылось, что задумалось в детстве.
Если я свою жизнь перечту,
ровным счетом желаний и бедствий
повторю золотую мечту.

Позабыв невозможные сказки
и годами не трогая книг,
вправду я обошел по-хозяйски
незастроенный свой материк.

Вправду вырос и стал я солдатом,
но заместо ружья на ремне
были только топор да лопата
непременным оружьем при мне.

Вправду был я прямым, но нестрашным
и, жулью не прощая обид,
не сдаваясь в бою рукопашном,
крепче всех не единожды бит.
И, по чести проверив как друга,
утирая ладонями пот,
шли со мной до Полярного круга
люди самых суровых работ.

Вправду я умирал и не умер,
голодал, задыхался и дрог.
Вправду стал и грубей и угрюмей,
но забыть на минутку не мог
своего незабудного края,
где, старея у старых ворот,
горожанка, меня поджидая,
до сих пор непутевым зовет.

И теперь, пересилив невзгоды,
как хочу я, хотя бы на миг,
не стыдясь за прожитые годы,
к ней прийти и сказать напрямик:

— Если вы не забыли — любите
без упреков, без слез, без причуд…
За таких непутевых да битых —
двух путевых, небитых дают!

1947-1949

Оцените статью
Сборник стихотворений поэтов классиков на портале "Старые поэмы"
Добавить комментарий

Нажимая на кнопку "Отправить комментарий", я даю согласие на обработку персональных данных и принимаю политику конфиденциальности.