Наступает орава олухов,
бледных, умных.
В комнате душно.
– Ну, зачем тебе столько подсолнухов,
а, Андрюшка?
Сотня красных здесь, триста медных…
(Посоветовать каждый горазд!)
А подсолнухи на мольбертах,
как пощечины хамам, горят!
А подсолнухи-то хорошие.
Точно в ядерном вареве мокли.
А подсолнухи – как колесики
огненного перпетуум-мобиле!
(Лишь искусство вечно на свете ведь…)
И Андрей поправляет штаны:
– Вот спасибо, зашли посоветовать.
Мне советы очень нужны.
Вот еще я хочу подсолнух,
желтый с синим, но чуть золотым…
Я намазал вон там. Пусть подсохнет.
Если выйдет что – поглядим.
Вы, конечно, правы, чего уж там,
что сужаю свои возможности.
Но ведь все мы ходим под солнышком,
но ведь все ходим под совестью!..
– Ты, Андрей, обратись к человеку.
К стройкам. К атому. К нашему веку…
(А подсолнухи гудят опаленно,
точно праздничные стадионы.
И тревожные есть, онемелые,
будто в полдень солнца затмение!)
– Вот и я говорю: сужаю.
Что мне делать с ними, не знаю.
Но один еще можно? Под заревом
облаков… Там подумаю я…
И довольные этим признанием
люди
многозначительно переглядываются.
1973
