Экспромты 1841 года [1]
«Очарователен кавказский наш Монако!..»
*
Очарователен кавказский наш Монако![2]
Танцоров, игроков, бретеров в нем толпы;
В нем лихорадят нас вино, игра и драка,
И жгут днем женщины, а по ночам – клопы,
«В игре, как лев, силен…»
*
В игре, как лев, силен
Наш Пушкин Лев,
Бьет короля бубен,
Бьет даму треф.
Но пусть всех королей
И дам он бьет:
«Ва-банк!» – и туз червей
Мой – банк сорвет!
«Милый Глебов…»
*
Милый Глебов,
Сродник Фебов,
Улыбнись,
Но на Наде,
Христа ради,
Не женись!
«Скинь бешмет свой, друг Мартыш…»
*
Скинь бешмет свой, друг Мартыш,
Распояшься, сбрось кинжалы,
Вздень броню, возьми бердыш
И блюди нас, как хожалый!
«Смело в пире жизни надо…»
*
Смело в пире жизни надо
Пить фиал свой до конца.
Но лишь в битве смерть – награда,
Не под стулом, для бойца.
«Велик князь Ксандр и тонок, гибок он…»
*
Велик князь Ксандр, и тонок, гибок он,
Как колос молодой,
Луной сребристой ярко освещен,
Но без зерна – пустой.
«Наш князь Васильчиков…»
*
Наш князь Василь –
Чиков – по батюшке,
Шеф простофиль,
Глупцов – по дядюшке,
Идя в кадриль,
Шутов – по зятюшке,
В речь вводит стиль
Донцов – по матушке.
«Он прав! Наш друг Мартыш не Соломон…»
*
Он прав! Наш друг Мартыш не Соломон,[3]
Но Соломонов сын,
Не мудр, как царь Шалима,[4] но умен,
Умней, чем жидовин.
Тот храм воздвиг и стал известен всем
Гаремом и судом,
А этот храм, и суд, и свой гарем
Несет в себе самом.
«С лишком месяц у Мерлини…»
*
С лишком месяц у Мерлини
Разговор велся один:
Что творится у княгини,
Здрав ли верный паладин.
Но с неделю у Мерлини
Перемена – речь не та,
И вкруг имени княгини
Обвилася клевета.
Пьер обедал у Мерлини,
Ездил с ней в Шотландку раз,[5]
Не понравилось княгине,
Вышла ссора за Каррас.
Пьер отрекся… И Мерлини,
Как тигрица, взбешена.
В замке храброй героини,
Как пред штурмом, тишина.
«Он метил в умники, попался в дураки…»
*
Он метил в умники, попался в дураки,
Ну, стоило ли ехать для того с Оки!
«Зачем, о счастии мечтая…»
*
Зачем, о счастии мечтая,
Ее зовем мы: гурия?
Она как дева – дева рая,
Как женщина же – фурия.
«Мои друзья вчерашние – враги…»
*
Мои друзья вчерашние – враги,
Враги – мои друзья,
Но, да простит мне грех господь благий,
Их презираю я…
Вы также знаете вражду друзей
И дружество врага,
Но чем ползущих давите червей?.
Подошвой сапога.
«Им жизнь нужна моя…»
*
Им жизнь нужна моя, – ну, что же, пусть возьмут,
Не мне жалеть о ней!
В наследие они одно приобретут –
Клуб ядовитых змей.
«Ну, вот теперь у вас для разговоров будет…»
*
Ну, вот теперь у вас для разговоров будет
Дня на три тема,
И, верно, в вас к себе участие возбудит
Не Миллер – Эмма.[6]
«Куда, седой прелюбодей…»
*
Куда, седой прелюбодей,
Стремишь своей ты мысли беги?
Кругом с арбузами телеги
И нет порядочных людей!
«За девицей Emilie…»
*
За девицей Emilie[7]
Молодежь как кобели.
У девицы же Nadine[8]
Был их тоже не один;
А у Груши[9] в целый век
Был лишь Дикий человек.
«Надежда Петровна…»
*
Надежда Петровна,
Отчего так неровно
Разобран ваш ряд,
И локон небрежный
Над шейкою нежной…
На поясе нож.
C’est un vers qui cloche.[10]
«Поверю совести присяжного дьяка…»
* * *
Поверю совести присяжного дьяка,
Поверю доктору, жиду и лицемеру,
Поверю, наконец, я чести игрока,
Но клятве женской не поверю.
«Винтовка пулю верную послала…»
* * *
Винтовка пулю верную послала,
Свинцовая запела и пошла.
Она на грудь несча? стливца упала
И глубоко в нее вошла.
И забаюкала ее, и заласкала,
Без просыпа, без мук страдальцу сон свела,
И возвратила то, что женщина отняла,
Что свадьба глупая взяла…
«Приветствую тебя я, злое море…»
1
Приветствую тебя я, злое море,
Широкое, глубокое для дум!
Стою и слушаю: всё тот же шум
И вой валов в твоем просторе,
Всё та же грусть в их грустном разговоре.
2
Не изменилося ни в чем ты, злое море,
Но изменился я, но я уж не такой!
С тех пор, как в первый раз твои буруны-горы
Увидел я, – припомнил север свой.
Припомнил я другое злое море
И край другой, и край другой!..[11]
[1] Впервые опубликованы в статье П. К. Мартьянова «Последние дни жизни М. Ю. Лермонтова» в 1892 г. в «Историческом вестнике» (т. 47, № 2 и 3). В эту статью вошли собранные автором в 1870 г. в Пятигорске материалы о Лермонтове. 14 экспромтов, приписываемых поэту, носят легендарный характер, и если в основе их и лежит лермонтовский текст, то он сильно искажен.
[2]Монако – маленькое государство в Европе, на побережье Средиземного моря, являющееся международным курортом и прославившееся игорным домом.
[3]Соломон – иудейский царь (1020 – 980 гг. до н. э.), славившийся мудростью. Известен как справедливый судья. Во время своего царствования построил в Иерусалиме знаменитый храм. Огромный гарем Соломона вызвал в конце его царствования возмущение единоверцев.
[4]Шалим (Солим) – Иерусалим.
[5]«Шотландка», или «Каррас», – немецкая колония в 7 верстах от Пятигорска, где находился ресторан Рошке.
[6]Миллер и Эмма – истолковываются как зашифрованные имена, в которых скрыты инициалы поэта (Ми Лер), Эмилии и Мартынова (Эм Ma) (см. примечание к экспромту «За девицей Emilie»).
[7]Эмилия. (Франц.).
Эмилия Александровна Клингенберг, в замужестве Шан-Гирей, падчерица генерал-майора П. С. Верзилина, дом которого в Пятигорске Лермонтов часто посещал в 1841 г.
[8]Надежда. (Франц.).
Надежда Петровна, дочь Верзилина.
[9]Груша – Аграфена Петровна, вторая дочь Верзилина, невеста пристава Дикова («дикий человек»).
[10]Вот стих, который хромает. (Франц.).
[11]«Очарователен кавказский наш Монако!». Экспромт записан со слов поручика Куликовского. По его словам, был произнесен Лермонтовым на одной из пирушек в Пятигорске.
«В игре, как лев, силен»; «Милый Глебов»; «Скинь бешмет свой, друг Мартыш»; «Смело в пире жизни надо». По словам В. И. Чиляева, в доме которого Лермонтов жил в Пятигорске, эти экспромты произнесены в один из июньских вечеров 1841 г. во время игры в карты.
Первый из них относится к Льву Сергеевичу Пушкину, брату Александра Сергеевича.
Второй экспромт адресован Михаилу Павловичу Глебову, корнету лейб-гвардии конного полка, впоследствии секунданту на дуэли Лермонтова.
Надя – Надежда Петровна Верзилина, за которой ухаживал Глебов (см. примечание к экспромту «Надежда Петровна»).
Третий экспромт адресован Николаю Соломоновичу Мартынову, впоследствии убийце Лермонтова. Лермонтов в стихах и карикатурах вышучивал франтовство и глупость Мартынова.
Мартынов и сам писал эпиграммы на Лермонтова. Известна его стихотворная шутка, относящаяся, по всей вероятности, к 1841 г.; в ней упоминаются три знакомые Лермонтову женщины: Э. А. Клингенберг (по отчиму – Верзилина), Н. А. Реброва и Адель Оммер де Гелль:
Mon cher Michel! – И вернется снова
Оставь Adel… – К тебе Реброва.
А нет сил, – Рецепт возврати не иной
Пей элексир… – Лишь Эмиль Верзилиной.
Текст эпиграммы известен по рукописи, в начале которой находится «Рецепт. Как составлять жизненный элексир», написанный значительно раньше и другой рукой.
Эпиграмма задела Лермонтова; рядом с текстом сохранилась надпись, сделанная рукою поэта: «Подлец Мартышка».
Четвертый экспромт адресован С. В. Трубецкому.
«Велик князь Ксандр, и тонок, гибок он»; «Наш князь Василь-». Относятся к кн. Александру Илларионовичу Васильчикову, впоследствии секунданту на дуэли Лермонтова.
«Он прав! Наш друг Мартыш не Соломон». Относится к Н. С. Мартынову.
«С лишком месяц у Мерлини». Записан со слов М. П. Глебова. Относится к Екатерине Ивановне Мерлини, вдове генерала С. Д. Мерлини. Существуют данные, что она была связана с III Отделением и играла предательскую роль по отношению к Лермонтову в последние дни его жизни (см.: Литературное наследство, т. 45–46, с. 481).
В экспромте упоминаются княгиня Эристова и П. В. Волков («верный паладин»).
«Он метил в умники, попался в дураки». По словам В. И. Чиляева, относится к калужскому помещику, приехавшему в Пятигорск с намерением выдать там замуж своих трех дочерей.
«Зачем, о счастии мечтая». Относится к Эмилии Александровне Клингенберг, впоследствии Шан-Гирей (см. примечание к экспромту «За девицей Emilie»).
«Мои друзья вчерашние – враги»; «Им жизнь нужна моя, – ну, что же, пусть возьмут». По словам В. И. Чиляева, утром 12 июля 1841 г. Лермонтов и Столыпин явились к пятигорскому коменданту полковнику Ильяшенкову с просьбой продлить им курс лечения минеральными водами. Ильяшенков посоветовал Лермонтову скорее уехать из Пятигорска, где у него было немало врагов. Поэт ответил на это стихотворениями.
«Ну, вот теперь у вас для разговоров будет». По словам Чиляева, экспромт произнесен в доме Верзилиных после ссоры с Мартыновым и вызова на дуэль.
«Куда, седой прелюбодей». Впервые опубликован в 1885 г. в «Ниве» (№ 8, с. 186), где помещен «Рассказ Раевского о дуэли Лермонтова» со слов В. П. Желиховской. Относится к полковнику Александру Манзею, прикомандированному к Кавказскому линейному казачьему войску.
«За девицей Emilie». Впервые опубликован (с небольшими разночтениями) в 1891 г. в собрании сочинений под редакцией Висковатова (т. VI, с. 397). Второй стих там читается: «Молодежь лежит в пыли», но, возможно, что это результат правки Висковатова, который любил устранять «резкости» Лермонтова (см.: наст. изд., т. II, примечание к поэме «Сашка»). Печатается по копии из письма Бартенева Ефремову от 9 марта 1973 г.
«Надежда Петровна». Впервые опубликовано: с некоторыми разночтениями – в 1885 г. в «Ниве» (№ 7, с. 167); в настоящей редакции – в 1885 г. в «Ниве» (№ 27, с. 646). Печатается по копии из альбома Н. П. Верзилиной, к которой и относится стихотворение.
Экспромт был кем-то вписан в альбом уже после гибели Лермонтова. Под текстом дата – 7 декабря 1842 г.
Текст экспромта воспроизводился в ряде воспоминаний, принадлежавших современникам Лермонтова.
«Поверю совести присяжного дьяка»; «Винтовка пулю верную послала»; «Приветствую тебя я, злое море». Впервые опубликованы в 1858 г. в «Сборнике литературных статей, посвященных русскими писателями памяти покойного книгопродавца-издателя А. Ф. Смирдина» (т. 3, с. 356).
Записаны со слов офицера Трофимовича, служившего на Кавказе и якобы обнаружившего при убитом Лермонтове тетрадь, где находились эти стихотворения. В 1844 г. он продиктовал их по памяти Н. Ф. Щербине. Авторство Лермонтова в отношении этих текстов сомнительно.
Год написания: 1841
