1
Свисты ветряных потоков,
Рвущих черный плащ;
Тучи мороками рока
Вспучит горный хрящ.
В тьмой объятию стремнину
Маг, объятый тьмой,
Бросил белую лавину..
Шаг оборван мой.
Из-за скал, как клекот злого,
Горного орла,
Бьет магическое слово
В сердце, как стрела.
Взвивший молнийные муки
Мертвой головы,
Мертвый маг, сложивший руки.
Вставший в выси — вы.
1903, 1929
Москва
2
Грустен взор. Сюртук застегнут.
Сух, серьезен, строен, прям;
То, над книгою изогнут, —
Труд несешь грядущим дням
Вот бежишь: легка походка;
Вертишь трость готов напасть:
Пляшет черная бородка;
В острых взорах — власть и страсть…
Пламень уст, — багряных маков, —
Оттеняет бледность щек —
Неизменен, одинаков, —
Режешь времени поток.
Взор опустишь, руки сложишь;
В мыслях — молнийный излом:
Замолчишь в изнеможешь
Пред невеждой, пред глупцом.
Нет, не мысли, — иглы молний
Возжигаешь в мозг врага…
Стройной рифмой преисполни
Вихрей пьяные рога, —
Потрясая строгим тоном
Звезды строющий эфир: —
Где-то там — за небосклоном —
Засверкает новый мир;
Там, за гранью небосклона, —
Нет, не небо, — сфера душ:
Ты ее в земное лоно
Рифмой пламенной обрушь!
Неизвестную туманность
Нам откроет астроном: —
Мира каменная данность —
Мысль, отверженная числом.
В строфах — рифмы, в рифмах — мысли
Созидают бытие:
Смысли, сформулируй, счисли, —
Стань во царствие твое!
Числа, рифмы, сочетанья
Образов и слов, поэт, —
Становленья, восставанья
Всех вселенных, всех планет!
Все лишь символ… Кто ты? Где ты?
Мир, Москва и «Скорпион»!
Солнце, дальние планеты!..
Все течет, как дальний сон.
С быстротою метеора
Оборвавшийся к нам маг, —
Стал печатного набора
Корректурный черный знак.
1904–1929
Москва
3
Свет, — как жегло; и воздух — пылен;
День, — как пустой стеклянный страз;
В него ты выпучил, как филин,
Огонь непереносных глаз.
Твой голос — звуки афоризма;
Шаг — стуки похоронных дрог;
Мысль, — как отточенная призма;
Всклокоченная бровь — издрог.
Как пляшущие жабы, — речи;
Как черный бриллиант, — глаза.
Ты, как Атлант, взвалил на плечи
Свои пустые небеса.
Докучное, как бормашина,
Сплошное, мировое все, —
Шипит, как лопнувшая шина,
Жужжит, как злое колесо.
Изверженный тоской железной
Из этой звездной высоты, —
Как некий стержень бесполезный,
Как кукла вылитая, — ты!
Изогнутый дугой упорной
В наш бестолковый перепуг, —
Взвивай из мороков свой черный,
Всегда застегнутый сюртук.
1907, 1931
Москва
4
Разрывая занавески,
Ветер — винт перевертней —
Кружевные арабески
Завивает надо мной.
Плещут тюлевые шторы;
Тени ползают в окне,
Как невидимые воры
В душном, обморочном сне.
Ты ль, вытягиваясь в нише,
Пылью пепельною встав, —
Под железный желоб крыши
Взвил невидимый состав?
Ты ль, скривляясь тенью злого,
Губы к уху перевлек, —
Черной, мерочной полою
Перерезав потолок?
Словно вздох, зефира тише,
Словно дух небытия, —
Легколепетней, чем мыши,
Легколепетное: —
— «Я!»
Сгинь, — покоя нe нашедший,
Оболгавший свой позор. —
Бестолковый, сумасшедший,
Теневой гипнотизер!
В синем дыме папиросы
Bстали синие персты;
Прожужжали, словно осы:
«Сгинем, —
— Минем —
— Я —
— И ты!»
1931
Кучино
5
В Бездну
Безвременья
Падай, —
— Из бездны
Безвременья, —
— Непеременною сменой, —
Кольцо
Бытия!
Прядай,
Седая
Струя —
— Из безвременья —
На бытие мое!
Ты, — незнакомое
Время,
Обдай мне лицо
Своей
Пеною!
Мертвенный немень, —
Рыдая,
Я
Падаю!
Времени
Нет уже…
Падаю
В эту же —
— Бездну
Безвременья.
1929
Кучино
6
Я обменял свой жезл змеиный
На белый посох костяной.
В.Брюсов
Туманы, пропасти и гроты…
Как в воздух, поднимаюсь я:
Непобедимые высоты —
И надо мной, и вкруг меня…
У ледяного края бездны
Перебегает дым сквозной:
Мгла стелится передо мной.
Ударился о жезл железный
Мой посох бедный, костяной —
И кто-то темной, из провала
Выходит, пересекши путь;
И острое скользнуло жало,
Как живоблешущая ртуть;
И взрывом дьявольского смеха
В раскаты бури снеговой
Ответствует громами эхо;
И — катится над головой
Тяжеловесная лавина…
Но громовой, летящий ком
Оскаленным своим жерлом
Съедает мертвая стремнина.
И вот уж — в пасти пропастей
Упали стоны урагана;
Скользнули на груди моей,
Свиваясь, лопасти тумана, —
Над осветленной крутизной,
Затаяв ясными слезами…
И кто же?
…Брат передо мной
С ожесточенными очами
Склонялся; и железный свой
Он поднял жезл над головой…
Так это ты?.
…Не изумленный,
Знакомый протянулся так:
И жезл упал, не обагренный,
На звонкий, голубой ледник.
— «Зачем ты с ледяных окраин
Слетел, как кондор, месть тая, —
Исподтишка. Зачем, как Каин,
Ты руку поднял на меня?
Как трепетанье коромысла,
Как разгоранье серебра, —
Твои двусмысленные смыслы,
Твоя опасная игра!»
— «Мы горных искусов науку
И марева пустынных скал
Проходим вместе», — ты сказал…
Братоубийственную руку
Я радостно к груди прижал.
Твои исчисленные мысли
В туман раек точенный повисли,
Как грани горного ребра;
И ты, двуликий, — свет и мгла, —
На грани и добра, и злa.
Пусть шел ты от одной долины,
Я от другой (мой путь — иной):
Над этой вечной крутизной
На посох бедный, костяной
Ты обменяешь жезл змеиный.
Нам с высей не сойти, о маг;
Идем: наш одинаков шаг…
Стоят серебряные цепи,
Подняв в закат свои огни;
Там — лeдяныx великолепий
Оденем чистые брони.
Поэт и брат, — стезей порфирной —
В снега, в ветра, — скорей, — туда —
В зеркальные чертоги льда
И снегоблещущего фирна.
1909, 1929
Бобровка
7
Проклятый, одинокий
Бег, —
В косматый дым, в далекий
Снег…
Обвалы прядают,
Как молот:
И — скалы падают;
И — холод.
Переползает
Злая тень;
Как меч, перерезает
День;
И вниз,
Как зеркало стальное,
Ледник повис
Броней сквозною.
С тропы крутой —
Не оборвись!
Ясна обрывистая
Высь…
Седая, гривистая
Лопасть —
Слетает: стой!..
Чернеет — пропасть.
Бежишь, смеясь;
Сквозной ручей
Поет, сребрясь
Струной: «Ничей!»
Над мутью сирой
Лед зернистый
Слетел порфирой
Серебристой.
Луч солнечный
Пропел над тьмой…
Омолненный, —
Слепой; немой, —
Как кондор, над ужасным
Пиком,
Прозолотел прекрасным
Ликом.
Неизъяснима —
Синева;
Как сахарная
Голова, —
Сребрея светом,
Как из пепла, —
Гора из облака
Окрепла
……………
Истают быстрые
Года,
Как искры
Золотого льда, —
Под этой звездной
Пеленою, —
Над этой бездной
Ледяною
Москва
