Княжнин! ты поприще просторное избрал;
Мой друг, исполни то, что тесть твой обещал.
Театра нашего основанное зданье
Усовершенствовать ты приложил старанье.
Красы всеобщие пленяют каждый век,
Коль их постиг, списал великий человек.
Ум, сердце всем даны, — не климат и не реки
Виною, что в стихах столь превосходны греки;
В туманном Лондоне большие есть умы;
Коль дар с наукой в нас, — быть славны можем мы
Ты сам «Дидоною» Петрополь восхищаешь,
У зрителей своих слез токи извлекаешь,
Огонь постигнул муз в сердечной глубине
И доказал своей примерами стране,
Что скуден хладный ум трагедию составить,
И нужно чувствовать, чтоб чувствовать заставить,
Обязан трагик нам в известные часы
Являть на зрелище высокие красы,
Чтоб действие текло, и были все пружины
Искусно сцеплены огромнейшей машины.
Зря «Ифигению», забыл я, кто Расин.
Перед меня предстал Фетидин в гневе сын;
Увенчанную зреть любовь его желаю,
С ним исступление, с ним горесть разделяю;
Состраждя, купно с ним пускаю тяжкий стон,
Чтоб хитростный Улисс иль сам Агамемнон
Царевну юную не предали на жертву;
Ее, как сродницу, боюсь увидеть мертву.
Искусство ужасать и умилять сердца —
Искусство первое трагедии творца.
Пусть лица в действии законами искусства
Свои врожденные представят нравы, чувства.
Любовь и ненависть по воле к ним вселяй,
Но их природных свойств отнюдь не истребляй;
Ты всё распоряди, чтоб в сладости забвенья
Я зрел событие, не плод воображенья;
Увидеть не хочу нигде страстей твоих,
Себя сокрой, представь героев нам своих.
Представь, Княжнин, себя, чужие зря напасти,
Умей их описать, как собственные страсти;
Забудь вселенную, и, взяв криле ума,
Пари без робости, да муза пусть сама
Один твой будет вождь. Стихи всегда прекрасны,
Коль с чувством, нравами писателя согласны.
Искусства красоты — хвала родившим их;
Творца не поведет чужой к бессмертью стих,
И если зрителя мгновенно обольщает,
Восторг и похвалу потомства уменьшает.
Богатый духом муж не ждет чужих подпор,
Его душа ему родит красот собор;
Сраженья в лютый час сын Марса не стремится
Вобану, Гиберту, Полибию учиться;
Не время занимать, чем славится герой,
Он сам распорядит тогда к победе строй.
Природы красоты в душе своей питая,
Расина нежность, дух Корнеля ощущая,
Ты внедри их в себя, будь сладостен, высок;
Их дары совместив в души своей поток,
Разлей в творения повсюду изобильно,
Влеки и восхищай ты зрителей насильно,
Забудь Корнеля, дай мне видеть Княжнина,
Пусть будет чувствами душа твоя полна.
Кто хочет славен быть, будь славен сам собою;
Нет двух в одном лице, — так суждено судьбою.
Пусть страсти у людей с начала лет одни,
Расин и Эврипид — одно в различны дни;
Пускай различен век, различны их язы? ки,
Но чувствования у обоих велики.
В Расине сила, дух, речь плавная в стихах
Была примером бы в блистательных веках.
Воскресни Эврипид, не боле он Расина;
Различен образ их, хотя одна картина.
Как Эврипидовы Расин понять:
Он кисть им дал свою, свой узел завязал;
Он в «Ифигении» боролся с славным греком,
Как рыцарь доблестный с великим человеком:
В едином подвиге одной стезей летел,
Не крал его стихи, а превзойти хотел.
Дух подражания к победе поощряет,
Границы иногда в искусстве расширяет.
Будь подражателем не в дробных мелочах, —
В высоком, в нежности и плавности в стихах.
Кто мыслит победить Расина без препоны,
Тот в Пирре опиши гнев страстный Гермионы;
Своей красой пленяй, сам сделайся творец,
Коль хочешь приобресть бессмертия венец.
На Геликоне Тасс с эпической трубою
Необозримое зрит поле пред собою;
Покорствуют ему все части естества,
Все твари, виды все, и сами божества;
Желая произвесть огромное творенье,
Он может даровать жизнь, чувство и движенье
Круг трагика тесней: пускай летит до звезд,—
Он должен сохранять, блюсти единство мест,
Единство в действии, единство в прилепленье,
Чтоб к одному лицу стремилось сожаленье;
И правду строгую себе в предмет избрав,
Он должен представлять героев страсть и нрав.
Французский Эврипид, певец злосчастной Федры,
Проникнул в самые сего искусства недры;
Он смертных срисовал в трагедиях сердца,
В себе вмещая дар писателя-творца.
Искусство редкое, великое искусство —
Приятной звучностью склонить, растрогать чувство,
Сокрытой прелестью, пленяющею слух,
Вливаясь внутрь сердец, возвысить сильный дух;
А плавностью стихов сиять, греметь всеместно —
Искусство, одному Расину лишь известно.
Представь, Княжнин, представь ты Мельпомену нам;
Теки без робости в ее чудесный храм.
Пускай дух зависти, враждебный и лукавый,
Лиющий каждый час поэта в грудь отравы,
Творения твои стремится помрачать, —
Великого певца не может огорчать;
Пускай открытым ртом без смысла толки сеет, —
Святая истина торжествовать умеет.
Прадона увенчал в Париже наглый крик;
Прадон теперь забыт, — Расин всегда велик.
1784
