В пылкой юности, в разгуле бытия,
Я знал три гибели, знал три предмета я
Всесокрушительных: то очи огневые
Да кудри тёмные, да перси наливные.
Те очи… небо в них являлось; но оно
В две чёрных радуги бровей облечено;
Сокрыв свою лазурь и яркий блеск денницы
За облаками вежд, за иглами ресницы,
Под сводом гордого, лилейного чела
Мрачилась гневная, таинственная мгла
По прихоти его мгновенно покрывала,
Струила дождь и град и молнии метала.
Те кудри чёрные… их страшно вспомянуть!
Те кудри… Целый мир в них мог бы утонуть.
Когда б они с главы упали вдруг разлиты
И бурей взвеяны; извиты, перевиты,
Как змеи лютые, они вились, черны,
Как ковы зависти, как думы сатаны.
Та чёрная коса, те локоны густые,
И волны, пряди их и кольца смоляные,
Когда б раскинуть их, казалось бы, могли
Опутать, окружить, обвить весь шар земли,
И целая земля явилась бы черницей,
В глубоком трауре покрыта власяницей.
Те перси юные… о! то был дивный край,
Где жили свет и мрак, смыкались ад и рай;
То был мятежный край смут, прихотей,
коварства;
То было буйное, взволнованное царство,
Где не могли сдержать ни сила, ни закон
Сомнительный венец и зыблющийся трон;
То был подмытый брег над хлябью океана,
Опасно движимый дыханием вулкана;
Но жар тропический, но климат золотой,
Но светлые холмы страны заповедной,
Любви неопытной суля восторг и негу,
Манили юношу к таинственному брегу.
1846