Она идет, сияя красотою,
Как звездна ночь в безоблачных краях;
Чем свет и тень пленяют нас собою,
Слилося то в лице ее, в очах —
В тот тихий свет, с тон томностью живою,
Которых нет в блестящих дня лучах.
Придайте луч, одну лишь тень сильнее —
Волшебная затмится красота
И в локонах крыл ворона чернее,
И на лице, где каждая черта,
Весь блеск души передает живее,
Где помыслов яснеет чистота.
Величествен, спокоен лик прелестной,
Живым огнем пылает цвет ланит,
Улыбка уст,- след радости небесной,-
О бывших днях блаженства говорит.
Ее душе боренье неизвестно,
Чистейший огнь в груди ее горит.[1]
[1]Подражание стихотворению Дж. Байрона «Она идет в красе своей…» из цикла «Еврейские мелодии» («Неbrew Melodies», 1815). В СЛ — первая публикация. Образ идеала, в котором слита духовная и телесная красота, был близок Д. П. Ознобишину — поэту-«восточннку», переводчику газелей Хафиза, в которых также воспевается земная красавица и утверждается право на любовь в этом мире.
