Я не был ребенком. Я с детства узнал
Тяжелое бремя лишений,
Я с детства в душе бережливо скрывал
Огонь затаенных сомнений.
Я с детства не верил в холодных людей,
В отраду минутного счастья,
И шел я угрюмо дорогой своей
Один, без любви и участья.
А сердце так рвалось в груди молодой,
Так жаждало света и воли!
Но что же, на призыв отчаянный мой
Никто не согрел моей доли.
Меня оттолкнули… и злобной тоской
Как камнем мне душу сдавило,
И зависти тайной огонь роковой
Несчастье в груди пробудило.
И стал я с глубокой отрадой взирать
На царство нужды и разврата
И в бездну бесстрастной рукою толкать
Другого страдальца собрата.
Я бросил работу, я стал воровать,
Под суд я однажды попался,
В тюрьме просидел… да как вышел опять
За прежнее дело принялся.
Я помню, в суде говорил адвокат,
Что нужно работать, трудиться.
Работать!.. Зачем? Для кого хлопотать,
С кем прибылью буду делиться?
Вернусь я с работы в подвал свой сырой —
Кто там меня встретит с участьем?
Работать!.. Работай, кто молод душой,
Кто не был надломлен ненастьем!
И думали люди, что в сердце моем
Заглохли все чувства святые.
Кому ж я обязан позорным клеймом —
Скажите вы, люди слепые.
Когда я любви и привета просил,
Кто подал отверженцу руку?
Кто словом и ласкою света залил
Сиротства тяжелую муку?
Нет, я не смутил ваш холодный покой,
В вас сердце не билось любовно,
И мимо прошли вы бесстрастной стопой,
Меня оттолкнув хладнокровно.
О судьи, не сами ли с первых же дней
Вы холодом жизнь отравили?
За что ж философией сытой своей
Отверженца вы осудили?
За то ль, что, не сладив с тяжелой нуждой
И с внутренним ядом страданья,
Пред вами не пал я с покорной мольбой,
Просить я не стал подаянья?
Нет, лучше бесчестье, чем посох с сумой,
Нет, лучше разгульная воля
И грязи разврата позор роковой,
Чем нищенства жалкая доля!
И в этой-то бездне я даром убил
Мои непочатые силы!
Но кончен мой путь. Наконец я дожил
До двери безмолвной могилы.
Я рад ей: под саваном мрачным земли
Сомкнутся усталые веки,
Улягутся в сердце страданья мои
И мирно усну я навеки.
7 июля 1878
