_(Хуторская Россия)
В этой сумрачной хате
для меня ничего не осталось,
Для моей головы
эта темная хата низка…
Здесь у каждой стены
приютились нужда и усталость,
В каждой щели шуршит
тараканья тоска.
Я, наверно, уйду.
Я сегодня недаром встревожен
И тревоги своей
не могу превозмочь.
За окном — тишина.
За окном залегло бездорожье
И сплошная, закрытая наглухо ночь.
Выйдешь в поле,
а в поле — ни сукина сына,—
Хочешь пой,
хочешь вой,
хочешь бей головой ворота!—
На двенадцать засовов
заперта хуторская Россия,
И над ней
умирает луна —
Эта
круглая сирота.
Вот он, край,
где просторному слову
появляться не велено,
Где насквозь теснота —
от земли и до звезд,
Где и земли, и воды,
и леса поразделены,
Где для общего блага
оставлен лишь только погост.
В каждой хате —
свои сновидения длинные,
И своя тишина,
и свои над рекой соловьи;
В каждом поле —
своя «пограничная линия»,
И дороги,
и тропы свои.
Это здесь
человека заедает глухая тревога
За погоду,
за хлеб,
за судьбу посевных площадей.
Летом ставится ставка
на всевышнего господа бога,
А зимою —
надежда на «добрых людей».
И когда, в недород,
все амбары подметены начисто,
К «добрым людям»
идешь ты за хлебом, скорбя.
И цепные собаки
довоенного качества
У дубовой калитки
встречают тебя.
Поклонись до земли
и проси, бесталанный,— прощения
За голодное время,
за свою незадачную рожь…
И проходят года
за мое вам почтение,
И теряется молодость
за здорово живешь…
Долго был я привязан
к этому гиблому месту,
Но сегодня
моя наступила пора:
Я уйду.
Заберу я и мать и невесту,
И коня своего
уведу со двора.
Я поводья возьму
в эту правую руку,—
Так водил я когда-то
в ночное коней.
Свежий ветер по дружбе
мне на листьях сыграет разлуку,
Провожая меня
до больших росстаней.
Я возьму напоследок
краюху соленого хлеба
И уйду на село,
где живет незабвенный товарищ Петров,
Где зеленые звезды
покорно спускаются с неба,
Чтоб указывать путь
для ночных тракторов.
Я к нему подойду —
к человеку хорошей науки —
И скажу, что пришел
под его под колхозную власть.
Я вручу ему молодость,
силу и руки,
И крестьянскую участь,
и крестьянскую часть.
Он ответит мне — голосом
теплым и чистым,
Он покажет,
где силы мои приложить.
Я, наверное, стану
неплохим трактористом
И сумею
доверие заслужить.
Решено окончательно.
Мой возврат навсегда невозможен.
Я — созревшее яблоко,
отлетевшее с яблони прочь…
Затихающий месяц
на дальний пригорок положен,
И на музыку ветра
положена ночь.
1929
