Чего в мой дремлющий тогда не входит ум?
Державин.
I.
Октябрь уж наступил — уж роща отряхает
Последние листы с нагих своих ветвей;
Дохнул осенний хлад — дорога промерзает.
Журча еще бежит за мельницу ручей,
Но пруд уже застыл; сосед мой поспешает
В отъезжие поля с охотою своей,
И страждут озими от бешеной забавы,
И будит лай собак уснувшие дубравы.
II.
Теперь моя пора: я не люблю весны;
Скучна мне оттепель; вонь, грязь — весной я болен;
Кровь бродит; чувства, ум тоскою стеснены.
Суровою зимой я более доволен,
Люблю ее снега; в присутствии луны
Как легкий бег саней с подругой быстр и волен,
Когда под соболем, согрета и свежа,
Она вам руку жмет, пылая и дрожа!
III.
Как весело, обув железом острым ноги,
Скользить по зеркалу стоячих, ровных рек!
А зимних праздников блестящие тревоги?.
Но надо знать и честь; полгода снег да снег,
Ведь это наконец и жителю берлоги,
Медведю надоест. Нельзя же целый век
Кататься нам в санях с Армидами младыми,
Иль киснуть у печей за стеклами двойными.
IV.
Ох, лето красное! любил бы я тебя,
Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи.
Ты, все душевные способности губя,
Нас мучишь; как поля, мы страждем от засухи;
Лишь как бы напоить, да освежить себя —
Иной в нас мысли нет, и жаль зимы старухи,
И, проводив ее блинами и вином,
Поминки ей творим мороженым и льдом.
V.
Дни поздней осени бранят обыкновенно,
Но мне она мила, читатель дорогой,
Красою тихою, блистающей смиренно.
Так нелюбимое дитя в семье родной
К себе меня влечет. Сказать вам откровенно,
Из годовых времен я рад лишь ей одной,
В ней много доброго; любовник не тщеславный,
Я нечто в ней нашел мечтою своенравной.
VI.
Как это объяснить? Мне нравится она,
Как, вероятно, вам чахоточная дева
Порою нравится. На смерть осуждена,
Бедняжка клонится без ропота, без гнева.
Улыбка на устах увянувших видна;
Могильной пропасти она не слышит зева;
Играет на лице еще багровый цвет.
Она жива еще сегодня, завтра нет.
VII.
Унылая пора! очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса —
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и в золото одетые леса,
В их сенях ветра шум и свежее дыханье,
И мглой волнистою покрыты небеса,
И редкий солнца луч, и первые морозы,
И отдаленные седой зимы угрозы.
VIII.
И с каждой осенью я расцветаю вновь;
Здоровью моему полезен русской холод;
К привычкам бытия вновь чувствую любовь:
Чредой слетает сон, чредой находит голод;
Легко и радостно играет в сердце кровь,
Желания кипят — я снова счастлив, молод,
Я снова жизни полн — таков мой организм
(Извольте мне простить ненужный прозаизм).
IX.
Ведут ко мне коня; в раздолии открытом,
Махая гривою, он всадника несет,
И звонко под его блистающим копытом
Звенит промерзлый дол, и трескается лед.
Но гаснет краткий день, и в камельке забытом
Огонь опять горит — то яркий свет лиет,
То тлеет медленно — а я пред ним читаю,
Иль думы долгие в душе моей питаю.
X.
И забываю мир — и в сладкой тишине
Я сладко усыплен моим воображеньем,
И пробуждается поэзия во мне:
Душа стесняется лирическим волненьем,
Трепещет и звучит, и ищет, как во сне,
Излиться наконец свободным проявленьем —
И тут ко мне идет незримый рой гостей,
Знакомцы давние, плоды мечты моей.
XI.
И мысли в голове волнуются в отваге,
И рифмы легкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,
Минута — и стихи свободно потекут.
Так дремлет недвижим корабль в недвижной влаге,
Но чу! — матросы вдруг кидаются, ползут
Вверх, вниз — и паруса надулись, ветра полны;
Громада двинулась и рассекает волны.
XII.
Плывет. Куда ж нам плыть?.
…
…
1833
Автограф
Между строфами X и XI:
Стальные рыцари, угрюмые султаны,
Монахи, карлики, арапские цари,
Гречанки с чётками, корсары, богдыханы,
Испанцы в епанчах, жиды, богатыри,
Царевны пленные и злые великаны.
И вы, любимицы златой моей зари, —
Вы, барышни мои, с открытыми плечами,
С висками гладкими и томными очами.
Строфа XII:
Ура!.. куда же плыть?. какие берега
Теперь мы посетим: Кавказ ли колоссальный,
Иль опалённые Молдавии луга,
Иль скалы дикие Шотландии печальной,
Или Нормандии блестящие снега,
Или Швейцарии ландшафт пирамидальный?
Мои разбор стихотворения «Осень» Александрина Пушкина
Свободно известно, какое конкретно сезон водилось самым возлюбленным у Пушкина. Творение «Осень» — одно из самых распрекрасных стихотворений, осведомленных осени, во всей российской литературе. Стихотворец нацарапал его в 1833 г. , во время присутствия в Болдино (т. «Болдинская осень»).
Кукушкин выглядывает в ипостаси профессионального художника, с большим умением живописующего картину осеннего пейзажа. Строчки стихотворения проникнуты гигантской нежностью и приверженностью к опоясывающей природе, отыскивающейся в фазе увядания. Введение препровождает собой первый рисунок к картине: опадающая листва, главные заморозки, выезды для псовую охоту.
Впоследствии Кукушкин представляет другие времена года. При всем при этом он перечисляет их достоинства, но делает фундаментальной акцент на недостатках. Представление весны, возрасты и зимы довольно развернуто, составитель склоняется к шаловливым пошлым замечаниям. Приметы весны – «вонь, грязь». Зимушка небось бы насыщена многими развеселыми мероприятиями (прогулки и забавы на природе), но продолжается мучительно продолжительно и надоест «и обитателю берлоги». Все хорошо горячим летом, «да пыль, да комары, да мухи».
Приготовив поголовный обзор, Кукушкин яко противопоставления переходит к конкретному изображению распрекрасной осенней поры. Стихотворец признается, что любит осень ненормальной любовью, сходственной ощущению к «чахоточной деве». Собственно после свой безрассветный вид, после вянущую красу раннеосенний ландшафт неограниченно вежлив поэту. Фраза, препровождающая собой антитезу, — «Унылая пора! Очей очарованье! » замерзла свободной в характеристики осени.
Представление озари в стихотворении – живописный первообраз ради только российского лироэпического общества. Кукушкин добивает вершин своего таланта в употребленье кованых средств. Это разнообразные эпитеты («прощальная», «пышное», «волнистою»); метафоры («в их сенях», «зимы угрозы»); воплощения («одетые леса»).
В заключительной доли стихотворения Кукушкин переходит к описанию состояния поэтичного героя. Он утверждает, что только осенью к нему прибывает правильное вдохновение. Обычный ради версификаторов кострома считается ином свежеиспеченных надежд, возбуждения созидательных сил. Но Пушкин ссаживает такое ограничение. Он снова осуществляет незначительное шаловливое отклонение – «таков мой организм».
Посещению музы составитель отводит внушительную делянку стихотворения. В описании созидательного хода да ощущается сторона знаменитого художника. Свежеиспеченные идеи представляются «незримым роем гостей», абсолютно преобразовывающим сиротство поэта.
В финале лироэпическая пахота препровождается Пушкиным в образе корабля, готового к плаванию. Стихотворение обтрепывается фразистым вопросом «Куда ж нам плыть? Это указывает на бесконечное множество тем и образов, завязывающихся в сознании поэта, некоторый безотносительно властен в своем творчестве.