Невысокие, сырые,
Были комнаты в дому.
Называть ее Марией
Трудно сердцу моему.
Три окошка, три ступени,
Темный дикий виноград,
Бедной жизни бедный гений
Из окошка смотрит в сад.
И десятый вальс Шопена
До конца не дозвучит,
Свежескошенного сена
Рядом струйка пробежит.
Не забудешь, не изменишь,
Не расскажешь никому?
А потом был продан «Рениш»,
Только шелк шумел в дому.
Синий шелк простого платья,
А душа еще была
От последнего объятья
Легче птичьего крыла.
В листьях за ночь облетевших
Невысокое крыльцо,
И на пальцах похудевших
Бирюзовое кольцо,
И горячечный румянец,
Сине-серые глаза,
И снежинок ранних танец,
Почерневшая лоза.
Шубку на плечи, смеется,
Не наденет в рукава,
Ветер дунет, снег взовьется…
Вот и все, чем смерть жива.
1947