Мне непонятен ваш бостон!
Я не люблю ни экарте, ни виста;
Я лучше предпочту под липой сладкий сон
Иль слушать речь Ариовиста: {*}
{* Лицо, известное в записках Кесаря.}
Он, гордый, не сошел пред Кесарем с коня!
И Кесаря он в грош не ставил;
А Кесарь, право, был великий человек!
Хвалю я ум его военных правил.
Увы! как сон: за веком век!..
Где эти римляне? где греки?
Нет больше тех времен, прошли те человеки!..
Какой для нас урок, какой живой пример!
Оставя Кесаря, иду на Бельведер;
Что за картина: лес, и озеро, и речки,
И подо мной внизу все люди — человечки…
Как весело тут быть вечернею порой!
Прекрасные места! прекрасная природа!
На круглом куполе лазоревого свода
Направо, далеко, за Токсовой горой,
Садится солнышко… насупротив луною
Сребрятся облака, летящие грядой.
Как я любуюсь сей высокой стороною!
Сады, и фабрики, и куча деревень,
И в разные края бегущие дороги…
Так на Олимпе жили боги!
Но здесь не высмотришь всего за целый день!
Тут нет без красоты порожнего местечка.
Я вижу ясно Петербург:
Адмиралтейский шпиц горит, как свечка;
И, в сорока верстах, мелькает Шлиссельбург.
Еще… но дунул ветр… стихи мои упали,
Летят с карниза на карниз,
И голову сломя, я опрометью вниз, —
Чтоб девушки не прочитали
Карандашом написанных стихов
И, прочитав их, не сказали:
«Тут мало толку — много слов».
1825
