Хлеб — Светлов Михаил

1
Снова бродит луна
Но полям бесконечных скитаний.
Словно в очередь к богу,
Вразвалку лежат мертвецы…
Засыхает слюна
Над застрявшей в гортани
Отсыревшей полоской мацы…
Чтобы спрятать свой стыд,
Чтобы скрыть свой позор от людей,
Небеса над землей
Опускают ночной горизонт…
Беспощадная ночь,
Ты бы стала немного светлей,
Если б ты поняла,
Как смертельно устал Либерзон…
Дилижанс трясется и скрипит,
Самуил Израилевич спит.
Впереди
Круговоротом верст
Распростерся
Полевой ковер.
Ветром донесло издалека
Пьяное дыханье мужика.
Бродит полночь неживая
По местечкам разоренным,
Свежий ветер обдувает
Мещанина Либерзона.
— Господи!
Еще недоставало
В тухлом дилижансе простудиться…
Одолжи мне, боже, покрывало
На мою худую колесницу!
Или мало просьбы человека?
Или я молился мало?
Или мертвая моя Ревекка
Обо мне еще не рассказала?
Ты ведь видел
Этих трупов груды,
Дочерей моих ты видел тоже,
Ты смотрел на розовые груди,
Ты смотрел и… засмотрелся, боже!
Через тучи песков,
Через версты пустынь,
Через черную зелень еврейской весны,
Неумыт и обшарпан,
Я пришел на Волынь —
Кочевой гражданин
Неизвестной страны.
И если, о господи,
На одном из небес
Ты найдешь мое счастье, —
То сжалься над ним,
Вынь все лучшие звезды свои и повесь
Над заплаканным счастьем моим! …
Что-то дует сильно,
Что-то спится слабо…
Разреши, всесильный,
Повернуться на бок…
Дилижанс трясется и скрипит,
Самуил Израилевич спит…
Лунная корона
Гаснет в полумгле,
Окна занавешены
Изморозью белою,
Тихою походкой
Бродит по земле
Жирная суббота,
Ничего не делая.
Звезды пожелтели —
Божьи плоды,
Позднее время —
Половина второго…
Тишина
От земли до звезды,
От Меркурия
До Могилева…
2
Как струна в музыкальном ящике,
Ветер вздрогнул среди домов.
Звезды тихие и дрожащие,
Словно божии приказчики
За прилавками облаков.
Ветра взбалмошная походка
Вдоль по вывеске прокатилась,
Где мечтательная селедка
На сосиски облокотилась.
Ветер мечется и кружится,
Разговаривая неясно:
«Либерзон! Пора освежиться!
Либерзон! Погода прекрасна!»
Покупатель ушел последний,
Ужин праздничный приготовлен…
— Ну, сыночек мой, ну, наследник,
День закончен, конец торговле!
Вечер в окнах стоит,
Обрисован
Старомодною синевою…
Либерзон задвинул засовы,
Моет руки перед едою…
И сидит за одним столом,
Хлебом с маслом по горло сыт,
«Бакалейный торговый дом –
Самуил Либерзон и Сын».
Самовара большой костер
Потухает в изнеможенье.
Начинается разговор
Философского направленья:
— Что ты видел, цыпленок куцый,
У окошка родного дома? —
Отблеск маленькой революции
И пожар большого погрома…
Озираясь на склоне дней,
Тихо прошлое провожая,
Не забудь, дорогой Моисей,
Это имя — Игнат Можаев.
От погрома уйдя назад
В лицемерный приют полей,
Он живет — Можаев Игнат, —
Чтоб кормить и колоть свиней…
—
Ночь на мир положила лапы,
Всем живущим смежив ресницы.
Огонек одинокой лампы
В закопченном стекле томится.
Ночь раскинулась, вырастая.
Звезды в окнах —
Кругом пламенным…
Молодой Либерзон читает,
Подготавливаясь к экзаменам.
Ах, как много учиться надо.
Бродит взгляд его опущенный
По страницам «Александра
Сергеевича Пушкина…».
Соблазнительная подушка
Так заманчиво обнажена…
«Что же ты, моя старушка,
Приумолкла у окна?.»
—
Суровая полночь
Приносит грозу,
Фейерверк молний
И гром отдаленный,
И ангел увидел,
Как где-то внизу
В обнимку
Сном праведных
Спят Либерзоны,
И Пушкин склонился над ними во мгле,
С любовью над юным,
С улыбкой над старым…
«Как ныне сбирается вещий Олег
Отмстить неразумным хозарам…»
3
Весть летела из столицы
К деревенькам и станицам,
Разбудила и вспугнула
Задремавшие аулы
И присела на крылечко
У еврейского местечка.
—
С юго-западной стороны
Ночь колышет колокола, —
Эти звезды вокруг луны —
Словно дети вокруг стола.
Молодая стоит луна
На житомирском берегу,
Над Житомиром — тишина,
Над Полосами — тихий гул…
Ты прислушайся, Моисей,
Моисей Либерзон, не спи!
Запрягает своих коней
Сам Тютюник в ночной степи.
Убегает в поля трава,
Лошадь в страхе за ней бежит, —
Атаманова голова,
Словно бомба, над ней висит.
Атаман пролетел вперед,
Бесшабашный и молодой.
Подмигнул ему небосвод
Самой маленькою звездой.
Две губернии на поклон
Прибегают к нему зараз…
Но недаром морской циклон
Бородою Дыбенко тряс, —
Он идет впереди полков
Триста пушек за ним гудят,
И четыреста жеребцов,
И пятьсот боевых ребят.
Смерть стоит за плечом его,
Кровь цветет на его усах…
О Тютюник!
Твое торжество —
Только пыль на его ногах!..
Озадаченный горизонт
Собирает свои облака,
И стоит Моисей Либерзон,
Поднимая знамя полка.
Он стоит впереди полков.
Триста пушек за ним гудят,
И четыреста жеребцов,
И пятьсот боевых ребят…
Ты с ума сошел, Моисей!
Тишина и покой кругом,
Только ветер чужих степей.
Чуть колышет твой тихий дом.
Одеялом большим накрыт
Твой отец, погруженный в сон,
И приходит к нему царь Давид,
И является царь Соломон.
В этой сказочной тишине,
В этом выдуманном раю
Он с царями ведет во сне
Интересное интервью…
Ночь проносит сквозь синь степей
Колыханье колоколов,
И опять идет Моисей
По равнинам военных снов.
Наблюдая полет ракет,
Моисей подошел к реке,
С красным флагом в одной руке,
С револьвером в другой руке.
И не страшен разбег дорог
Перешедшему вброд реку,
И стоит над Синаем бог,
Приготовившийся к прыжку.
0н у пропасти на краю,
У последней своей звезды.
Пожелтели в его раю
Запечатанные сады.
Пожалей его, Моисей, —
Бога прадедов и отцов!..
Громкий выстрел среди степей,
Тихий стон среди облаков…
Над Житомиром тишина…
И гудит снаряд отдаленный,
Словно падающая луна
С утомленного небосклона…
4
Посреди необъятных болот
Середина поэмы встает,
И во тьме зажигается стих
И горит, чтоб согреть часовых.
Неспокойная полночь болот.
Разводящий не скоро придет.
«В этой тьме погибать не резон, —
Мы пропали с тобой, Либерзон!
Хорошо б на минутку прилечь…
И зачем нам болото беречь?.»
Эта сырость как черный туман…
Пропадает Можаев Иван…
Над болотом гортанная речь:
«Нам приказано —
Надо стеречь.
Скоро смена,
Рассвет недалек.
Успокойся, Ванюша, дружок!»
Раздвигая болотную хмарь,
Поднимает поэма фонарь,
И стоит на посту, освещен,
Молодой Моисей Либерзон.
Посреди болотных пустырей
Он стоит, мечтательность развеяв, —
Гордость нации,
Застенчивый еврей,
Боевой потомок Маккавеев.
Под затвором
Молчалив свинец…
Где теперь его отец?
(Он, наверно, в тишине ночной
Медленно читает Тору,
Будто долг свой
Тяжкий и большой
По частям выплачивает кредитору.)
Влажен штык,
И отсырел приклад…
Моисея неподвижен взгляд.
(Может быть, ему издалека
Запылала смуглая щека
Дочери часовщика?.)
Полночь бродит над часовыми,
Мир вокруг без остатка вымер.
На четырнадцатой версте
Пробегает сухая степь,
Там усталая спит Расея
Без Ивана
И Моисея…
Пусть в тумане заперты пути,
Не грусти, Можаев,
Не грусти!
Ты не тот, кто ловит голубей,
Не робей, Ванюша,
Не робей!
«Я грущу, товарищи, по дому,
Дума мучает меня одна:
Для чего мне, парню молодому,
Молодость бесплатная дана?
Для того ли я без отдыха работал,
Для того ли я страдал в бою,
Чтобы это темное болото
Засосало голову мою?.
В этой тьме погибнуть не резон,
Очень скучно умирать мне без людей…
Посади меня на лошадь, Либерзон,
Дай мне в руки саблю, Моисей!
Я тебе промчусь, как атаман,
Я врагов
Повырубаю враз,
Только, друг мой,
Убери туман
От моих заиндевевших глаз!
Буду первым я в жестокой сече.
С вытянутой саблей поперек…
Мы еще проскачем, Моисейчик,
Мы еще поборемся, браток!
Или будет нам обоим крышка,
Иль до гроба будем вместе жить…
Никогда не думал я, братишка,
Что могу я
Жида полюбить.
Я тебя своей любовью грею,
Я с тобою мучаюся тут,
Потому что на земле евреи
Симпатичной нацией живут…
Долго ли осталось нам томиться,
Скоро ли окончится поход?
Говорят, что скоро заграница
Тоже по-советски заживет.
И наступит времечко такое,
И пойдут такие чудеса,
Чтобы каждый дом себе построил,
Чтобы окна выходили в сад.
Старой жизни
Навсегда капут,
Будет жизнь
Куда вкусней и гуще,
Будет хлеб —
Пятиалтынный пуд,
И еще дешевле — неимущим.
Будет каждый жить свой долгий век,
В двести лет
Справляя именины…
Я хотя и темный человек,
Ну а все же
Верю в медицину…»
Мир вокруг без остатка вымер,
Полночь бродит над часовыми…
«Эх, Моисейчик,
Такие дни!
Очень скучно мне и обидно –
Мы с тобою
Совсем одни,
Даже пса — и того не видно…
Мы вернемся с тобой едва ли, —
Над болотами
Ночь темна…
Как живет теперь
Моя Валя?
Что поделывает она?
Помню,
С ней отводил я душу,
И голубил ее,
И ласкал,
Я над милой своей Валюшей,
Словно мост над рекой, стоял…
Ветер в поле
Всю ночь бежит
По разбросанным зеленям…
И Валюша одна сидит
И, наверное, ждет меня.
Вот вернусь я,
Построю дом,
Тесно выложу кирпичи…
Не дадут кирпичи –
Украдем.
(Ты смотри, жидюга,
Молчи!..)»
И мечты
Рассыпались вслепую,
И пронесся ветер впопыхах,
Будто музыка прошла, танцуя,
На своих высоких каблуках.
Утомленная спит Расея
Без Ивана
И Моисея…
Выше, выше голову,
Моисей Самойлович!
Песню мою на тебе,
Иван Игнатьевич!
Возьми и неси ее
Над нашей Россиею!..
5
Скорый поезд
Сквозь снега летит,
Самуил Израилевич спит.
Приближаются с двух сторон
Царь Давид
И царь Соломон.
«Рад вас видеть, друзья, всегда.
Я в Житомир…
А вы куда?»
Тихо слушает весь вагон,
Что рассказывает Соломон.
Говорят о делах
И о родине
Два царя
И один верноподданный.
Тихо вслушивается
Вагон.
Тихо жалуется
Либерзон:
«Сын мой умер
Во цвете лет…
Почему его с вами нет?
Мой наследничек,
Мой сыночек!
Ты приснись мне
Хоть разочек!..»
Кроткой лаской
До зари
Утешают его цари…
Поезд круто затормозил,
Просыпается Самуил…
Пассажиры кругом сидят
Очень мирно
И очень мило.
И глядит Можаев Игнат
На смущенного Самуила.
(Часто думаешь:
Враг далеко—
Враг оказывается
Под боком…)
Беспощадная ночь погрома…
Самуил опускает взгляд.
Пусть враги,
Но все же — знакомы…
«Здравствуйте!» —
«Очень рад!»
И улыбка дрожит виновато
В поседевших усах Игната.
И неловок, и смущен,
Говорит он, заикаясь:
«Извиняюся, Либерзон,
За ошибку свою извиняюсь!
Был я очень уж молодым
И к тому же довольно пьяным,
Был я темным,
Был слепым,
Несознательным хулиганом…»
И стучит, стучит учащенно
Сердце старого Либерзона.
Эта речь его душу греет,
Словно дружеская услуга…
Извиниться перед евреем —
Значит стать его лучшим другом.
«Я очень доволен!
Я рад чрезвычайно!
Допускаю возможность,
Что погром — случайность,
Что гром убил моих дочерей,
Что вы — по натуре
Почти еврей…
Знаете новость:
Умер мой сын!
Сижу вечерами один,
Один!
Глухо стучит одинокий маятник…
Игнатий Петрович,
Вы меня понимаете?»
Только ветер и снег за окном,
И зари голубое зарево,
И сидят старики вдвоем,
По-сердечному разговаривая…
Пробегая леса и степи,
Вьюга мечется по Руси…
Человеческий теплый лепет,
Вьюга, вьюга,
Не погаси!
Чтобы поезд в снегу не увяз,
Проведи по путям вагоны,
Чтобы песня моя неслась
От Можаева
К Либерзону.
Чтобы песня моя простая,
Чтобы песня моя живая
Громко пела бы, вырастая,
И гудела б, ослабевая…