Асеев Николай

1 Стынь, Стужа, Стынь, Стужа, стынь, стынь, стынь! День — ужас, день — ужас, День, день, динь! Это бубен шаманий, или ветер о льдину лизнул?

1 Мир широк и велик с пути полета, но хвалит каждый кулик свое болото. Пускай и в земную треть гнездо куличье, хочу лететь — осмотреть земли величье.

Осенними астрами день дышал,— отчаяние и жалость!— как будто бы старого мира душа в последние сны снаряжалась; как будто бы ветер коснулся струны и пел

Мороз румянец выжег нам огневой. Бежим, бежим на лыжах мы от него! Второй, четвертый, пятый,— конец горе. Лети, лети, не падай. Скорей, скорей!

Я твердо знаю: умереть не страшно! Ну что ж — упал, замолк и охладел. Была бы только жизнь твоя украшена сиянием каких-то добрых дел. Лишь доживи до этого

Что выделывают птицы! Сотни радостных рулад, эхо по лесу катится, ели ухом шевелят… Так и этак, так и этак голос пробует певец: «Цици-вити»,— между веток.

Каждый раз, как мы смотрели на воду, небо призывало: убежим! И тянуло в дальнюю Канаду, за незнаемые рубежи. Мы хранили в нашем честном детстве облик смутный

Сто довоенных внушительных лет стоял Императорский университет. Стоял, положив угла во главу умов просвещенье и точность наук. Но точны ль пределы научных

Со сталелитейного стали лететь крики, кровью окрашенные, стекало в стекольных, и падали те, слезой поскользнувшись страшною. И был соловей, живой соловей

Что такое счастье? Соучастье в добрых человеческих делах, в жарком вздохе разделенной страсти, в жарком хлебе, собранном в полях. Да, но разве только в этом счастье?