Андреев Даниил

Свищут и салютуют заводы и вокзалы. Плещут многолюдные радиусы трасс: Кранами, машинами сдвинуты кварталы, Площади расширены, чтоб лих стал пляс.

Осень! Свобода!.. Сухого жнивья кругозор, Осень… Лесов обнажившийся остов… Тешатся ветры крапивою мокрых погостов И опаздывают сроки зорь.

Мы возвращались с диких нагорий, И путь лежал вдоль самой воды; Безгрозным бризом дышало море, Лаская и сглаживая наши следы. А бриз был праздничным, вечно

И в том уже горе немаленькое, Что заставляет зима Всовывать ноги в валенки И замыкать дома. Но стыдно и непригоже нам Прятать стопу весной Душным футляром

Таится дрёмный мир сказаний, Веков родных щемящий зов В нешумной музыке прозваний Старинных русских городов. О боре сказочном и хмуром, О мухоморах в мягком

Я уходил за городскую стражу, С моим народом навсегда порвав. Навстречу степь желтела низким кряжем И духом злым сухих и жёстких трав. Ты умоляла, стискивала

Все запреты, все законы — Позади. На вечерние балконы Выходи: Её город — из сверканий Сплёл венок; Там хребты могучих зданий Спят у ног, Чешуёй Левиафана

Тихо, тихо плыло солнышко. Я вздремнул на мураве… А поблизости, у колышка, На потоптанной траве Пасся глупенький теленочек: Несмышленыш и миленочек, А

Предчувствую небывалые храмы, Полные мягко-лазурной мглой, Звездный Праобраз Прекрасной Дамы Над просветляемой духом Землей. В сердце глядит заалтарный

Над зыбью стольких лет незыблемо одна, Чьё имя я шептал на городских окраинах, Ты, юности моей священная луна Вся в инее, в поверьях, в тайнах.