Ночь на дворе и мороз.
 Месяц — два радужных светлых венца вкруг него…
 По небу словно идет торжество;
 В келье ж игуменской зрелище скорби и слез… 
Тихо лампада пред образом Спаса горит;
 Тихо игумен пред ним на молитве стоит;
 Тихо бояре стоят по углам;
 Тих и недвижим лежит, головой к образам,
 Князь Александр, черной схимой покрыт…
 Страшного часа все ждут: нет надежды, уж нет!
 Слышится в келье порой лишь болящего бред.
 Тихо лампада пред образом Спаса горит…
 Князь неподвижно во тьму, в беспредельность глядит…
 Сон ли проходит пред ним, иль видений таинственных цепь —
 Видит он: степь, беспредельная бурая степь…
 Войлок разостлан на выжженной солнцем земле.
 Видит: отец! смертный пот на челе,
 Весь изможден он, и бледен, и слаб…
 Шел из Орды он, как данник, как раб…
 В сердце, знать, сил не хватило обиду стерпеть…
 И простонал Александр: «Так и мне умереть…» 
Тихо лампада пред образом Спаса горит…
 Князь неподвижно во тьму, в беспредельность глядит…
 Видит: шатер, дорогой, златотканый шатер…
 Трон золотой на пурпурный поставлен ковер…
 Хан восседает средь тысячи мурз и князей…
 Князь Михаил перед ставкой стоит у дверей…
 Подняты копья над княжеской светлой главой…
 Молят бояре горячей мольбой…
 «Не поклонюсь истуканам вовек»,- он твердит…
 Миг — и повержен во прах он лежит…
 Топчут ногами и копьями колют его…
 Хан, изумленный, глядит из шатра своего…
 Князь отвернулся со стоном и, очи закрыв,
 «Я ж,- говорит,- поклонился болванам, чрез огнь я прошел,
 Жизнь я святому венцу предпочел…
 Но,- на Спасителя взор устремив,-
 Боже! ты знаешь — не ради себя —
 Многострадальный народ свой лишь паче души возлюбя!..»
 Слышат бояре и шепчут, крестясь:
 «Грех твой, кормилец, на нас!» 
Тихо лампада пред образом Спаса горит…
 Князь неподвижно во тьму, в беспредельность глядит…
 Снится ему Ярославов в Новгороде двор…
 В шумной толпе и мятеж, и раздор…
 Все собралися концы и шумят…
 «Все постоим за святую Софию,- вопят,-
 Дань ей несут от Угорской земли до Ганзы…
 Немцам и шведам страшней нет грозы…
 Сам ты водил нас, и Биргер твое
 Помнит досель на лице, чай, копье!..
 Рыцари,- памятен им пооттаявший лед!..
 Конница словно как в море летит кровяном!..
 Бейте, колите, берите живьем
 Лживый, коварный, пришельческий род!..
 Нам ли баскаков пустить
 Грабить казну, на правеж нас водить?
 Злата и серебра горы у нас в погребах,-
 Нам ли валяться у хана в ногах!
 Бей их, руби их, баскаков поганых, татар!..»
 И разлилася река, взволновался пожар…
 Князь приподнялся на ложе своем;
 Очи сверкнули огнем,
 Грозно сверкнули всем гневом высокой души,-
 Крикнул: «Эй, вы, торгаши!
 Бог на всю землю послал злую мзду.
 Вы ли одни не хотите его покориться суду?
 Ломятся тьмами ордынцы на Русь — я себя не щажу,
 Я лишь один на плечах их держу!..
 Бремя нести — так всем миром нести!
 Дружно, что бор вековой, подыматься, расти,
 Веруя в чаянье лучших времен,-
 Всё лишь в конец претерпевый — спасен!..» 
Тихо лампада пред образом Спаса горит…
 Князь неподвижно во тьму, в беспредельность глядит…
 Тьма, что завеса, раздвинулась вдруг перед ним…
 Видит он: облитый словно лучом золотым,
 Берег Невы, где разил он врага…
 Вдруг возникает там город… Народом кишат берега…
 Флагами веют цветными кругом корабли…
 Гром раздается; корабль показался вдали…
 Правит им кормчий с открытым высоким челом…
 Кормчего все называют царем…
 Гроб с корабля поднимают, ко храму несут,
 Звон раздается, священные гимны поют…
 Крышу открыли… Царь что-то толпе говорит…
 Вот — перед гробом земные поклоны творит…
 Следом — все люди идут приложиться к мощам…
 В гробе ж,- князь видит,- он сам… 
Тихо лампада пред образом Спаса горит…
 Князь неподвижен лежит…
 Словно как свет над его просиял головой —
 Чудной лицо озарилось красой,
 Тихо игумен к нему подошел и дрожащей рукой
 Сердце ощупал его и чело —
 И, зарыдав, возгласил: «Наше солнце зашло!» 
Примечания:
 * Городец на Волге; там умер на возвратном пути
 из Орды в.к. Александр Ярославич Невский в
 1263 г.
 Кн. Михаил Черниговский. 
1875
