Это было в Ницце или в Канне,
Или это был другой курорт,
Теннисистка Курникова Аня
Выходила вечером на корт.
Месяц плыл по небу серебристо
И качались плавно, как весы,
Дорогие, долларов под триста,
Сшитые Юдашкиным трусы.
Груди идеального объема
Целились сосками в небеса
И трусов касалась окоёма
Золотая русская коса…
В то же время где-то в Коста-Рике,
Загоняя публику в экстаз,
Пел артист Иглесиас Энрике,
Конченный латентный… ловелас.
Пел как будто о своих страданьях,
С чем он в жизни вряд ли был знаком,
А спортсменка Курникова Аня
Думала в то время о другом.
Думала о том, как грациозно
Устремляясь прямо в облака,
Полукруг опишет в небе звёздном
С теннисной ракеткою рука,
И она рукой своей атласной
Красоту закатную затмит…
«Задержись, мгновенье, ты – прекрасно!»-
Небеса воскликнут в тот же миг
И добавят: «Анна, понимаешь,
В этот ослепительный момент
Ты собою нам напоминаешь
Матери-Отчизны монумент,
На который взглянешь — и по коже
Пробегает радость и покой.
Только ты красивей и моложе
Статуи над Волгою-рекой.
Губы цвета зреющей брусники,
Ясный взор красивых синих глаз…
На фига, скажи, тебе Энрике,
Конченный латентный ловелас?»
И спортсменка Курникова Аня
Вспомнила за пеленою слёз,
Как она мечтала, лежа в ванне
О певце по кличке «Байламос»,
Как она ждала того мгновенья,
Чтобы он прижал её к себе,
Как потом от перевозбужденья
Появился прыщик на губе,
Как она врачей звала на помощь,
От досады рухнув на кровать,
И в конце концов, как эта сволочь
Отказался Аню целовать.
А она с такой натурой тонкой
И с ногами от самих ушей
Всё ждала и верила в подонка
С грязными желаньями в душе?
Этот сладкий голос, этот шёпот
Этот нимб, светящийся над ним…
Да пошёл в конце концов он в жопу
Вместе с папой Хулио своим!
Надо было на хоккейной теме
Завершить проблему, наконец.
Хоккеист хотя не академик,
Всё равно получше, чем певец,
Что со сцены не поёт, а дрищет
Только в микрофон и через рот…
Обнаружил, видите ли прыщик,
На себя бы посмотрел, урод!
Так что получай, скотина, сдачи!
Мне любовь такая ни к чему!..»
И она, подбросив в небо мячик,
Шваркнула ракеткой по нему.
«Ты лети, лети, мой жёлтый мячик —
Символ наших теннисных побед,
Накажи безжалостного мачо!» —
Повторяла девушка вослед.
И со свистом авиаснаряда
Через весь Лазурный бережок
Полетел с шальною чайкой рядом
Теннисистки жёлтенький дружок.
Он летел через моря и горы,
Над полями сплетен и молвы
Через горнолыжников Андорры,
Через гандболистов из Литвы,
Через Барселону, Лондон, Химки,
Через косметологов-врачей,
Через жениха Мартины Хингис,
У которой не было прыщей,
Через обнаглевших папарацци,
Ждущих вести с боевых полей,
Через истребитель F-16,
Через стаю белых журавлей,
Встречному дождю и ветру в пику
Что хлестали мячик по лицу —
Прямо в государство Коста-Рику,
Прямо в лоб несчастному певцу!
И, отрикошетив от Энрике,
Закатившем в ужасе глаза,
Над толпою, что забилась в крике,
Анин мячик полетел назад.
И пока над морем и над сушей
Возвращался он к себе домой,
Расцветали яблони и груши,
И плыли туманы над рекой,
И в траве кузнечики трещали,
Очищая пением сердца…
А лицо певца пошло прыщами,
Вся физиономия лица.
Зря Энрике мазал клеросилом
Воспалённый кожный свой покров,
Зря обидел он красу-Россию
С золотой косою до трусов,
Потому что в Ницце или Канне,
Прославляя наш российский спорт,
Теннисистка Курникова Аня
Покидала на рассвете корт,
И бежали по спине мурашки,
Как морской волны девятый вал,
И красивый лейбл «В. Юдашкин»
Над Лазурным берегом вставал
