Сразу радугу вскинув,
Сбавив солнечный жар,
Дружный дождь за машиной
Три версты пробежал
И скатился на запад,
Лишь донес до лица
Грустный памятный запах
Молодого сенца.
И повеяло летом,
Давней, давней порой,
Детством, прожитым где-то,
Где-то здесь, за горой.
Я смотрю, вспоминаю
Близ родного угла,
Где тут что:
где какая
В поле стежка была,
Где дорожка…
А ныне
Тут на каждой версте
И дороги иные,
И приметы не те.
Что земли перерыто,
Что лесов полегло,
Что границ позабыто,
Что воды утекло!..
Здравствуй, здравствуй, родная
Сторона!
Сколько раз
Пережил я заране
Этот день,
Этот час…
Не с нужды, как бывало —
Мир нам не был чужим,-
Не с котомкой по шпалам
В отчий край мы спешим
Издалека.
А все же —
Вдруг меняется речь,
Голос твой, и не можешь
Папиросу зажечь.
Куры кинулись к тыну,
Где-то дверь отперлась.
Ребятишки машину
Оцепляют тотчас.
Двор. Над липой кудлатой
Гомон пчел и шмелей.
— Что ж, присядем, ребята,
Говорите, кто чей?.
Не имел на заметке
И не брал я в расчет,
Что мои однолетки —
Нынче взрослый народ.
И едва ль не впервые
Ощутил я в душе,
Что не мы молодые,
А другие уже.
Сколько белого цвета
С липы смыло дождем.
Лето, полное лето,
Не весна под окном.
Тень от хаты косая
Отмечает полдня.
Слышу, крикнули:
— Саня!-
Вздрогнул,
Нет,- не меня.
И друзей моих дети
Вряд ли знают о том,
Что под именем этим
Бегал я босиком.
Вот и дворик и лето,
Но все кажется мне,
Что Загорье не это,
А в другой стороне…
Я окликнул не сразу
Старика одного.
Вижу, будто бы Лазарь.
— Лазарь!
— Я за него…
Присмотрелся — и верно:
Сед, посыпан золой
Лазарь, песенник первый,
Шут и бабник былой.
Грустен.- Что ж, мое дело,
Годы гнут, как медведь.
Стар. А сколько успело
Стариков помереть…
Но подходят, встречают
На подворье меня,
Окружают сельчане,
Земляки и родня.
И знакомые лица,
И забытые тут.
— Ну-ка, что там в столице.
Как там наши живут?
Ни большого смущенья,
Ни пустой суеты,
Только вздох в заключенье:
— Вот приехал и ты…
Знают: пусть и покинул
Не на шутку ты нас,
А в родную краину,
Врешь, заедешь хоть раз…
Все Загорье готово
Час и два простоять,
Что ни речь, что ни слово,-
То про наших опять.
За недолгие сроки
Здесь прошли-пролегли
Все большие дороги,
Что лежали вдали.
И велик, да не страшен
Белый свет никому.
Всюду наши да наши,
Как в родимом дому.
Наши вверх по науке,
Наши в дело идут.
Наших жителей внуки
Только где не растут!
Подрастут ребятишки,
Срок пришел — разбрелись.
Будут знать понаслышке,
Где отцы родились.
И как возраст настанет
Вот такой же, как мой,
Их, наверно, потянет
Не в Загорье домой.
Да, просторно на свете
От крыльца до Москвы.
Время, время, как ветер,
Шапку рвет с головы…
— Что ж, мы, добрые люди,-
Ахнул Лазарь в конце,-
Что ж, мы так-таки будем
И сидеть на крыльце?
И к Петровне, соседке,
В хату просит народ.
И уже на загнетке
Сковородка поет.
Чайник звякает крышкой,
Настежь хата сама.
Две литровки под мышкой
Молча вносит Кузьма.
Наш Кузьма неприметный,
Тот, что из году в год,
Хлебороб многодетный,
Здесь на месте живет.
Вот он чашки расставил,
Налил прежде в одну,
Чуть подумал, добавил,
Поднял первую:
— Ну!
Пить — так пить без остатку,
Раз приходится пить…
И пошло по порядку,
Как должно оно быть.
Все тут присказки были
За столом хороши.
И за наших мы пили
Земляков от души.
За народ, за погоду,
За уборку хлебов,
И, как в старые годы,
Лазарь пел про любовь.
Пели женщины вместе,
И Петровна — одна.
И была ее песня —
Старина-старина.
И она ее пела,
Край платка теребя,
Словно чье-то хотела
Горе взять на себя.
Так вот было примерно.
И покинул я стол
С легкой грустью, что первый
Праздник встречи прошел;
Что, пожив у соседей,
Встретив старых друзей,
Я отсюда уеду
Через несколько дней.
На прощанье помашут —
Кто платком, кто рукой,
И поклоны всем нашим
Увезу я с собой.
Скоро ль, нет ли, не знаю,
Вновь увижу свой край.
Здравствуй, здравствуй, родная
Сторона.
И — прощай!..
1939
