Природа — Бенедиктов Владимир

Мои строики о жизни и творчестве Владимира Бенедиктова

Стихотворец Афанасий Фет, памятуя на склоне лет свою столичную молодость, отчерченную край на подходе с поэтом и критиком Аполлоном Григорьевым, поверг достопримечательный эпизод, будто однажды, в конце 1830-х годов, заглянул он после лекций в неестественную лавку и увидел том стихов новобрачного автора:

«- Что стоит Бенедиктов? — потребовал я приказчика.
— Пять рублей, — к тому же стоит. Данный побольше Пушкина-то будет.
Я заплатил средства и метнулся с книгой домой, где целый концерт мы с Аполлоном взвывали около ее чтении».

Сочинитель Иоанн Тургенев упоминал про то же:

«Стихотворения Бенедиктова возникли в 1836 годку малюсенькой книжечкой с неизбежной виньеткой для большем листе — будто сегодня ее испытываю — и привели в восхищение все общество, всех литераторов, критиков, всю молодежь. И я, как других, восторгался данными стихотворениями, ведал некоторые наизусть, восхищался «Утесом», «Горами» причем даже «Матильдой для жеребце», гордившейся «усестом привлекательным и плотным». » В одном изо посланий Басистому Тургенев присовокупил любознательную мелочь про то, как он «плакал, обнявшись с Грановским, над книжкою стихов Бенедиктова и пришел в ужасное негодование, услыхав о дерзости Белинского, возвысившего на них руку.

«Появление стихотворений Бенедиктова изготовило безнадежный галдеж и шум не столько в литературном, но также в чиновничьем мире. И литераторы и чиновники петроградские водились в экстазе от Бенедиктова <. > Жуковский, говорят, пред такого был ошеломлен и восхищен книжечкою Бенедиктова, что порядочно дней последовательно не разлучался с нею и, прогуливаясь после Царскосельскому саду, объявлял дух бенедиктовскими звуками. Один Кукушкин сохранился хладнокровным, продекламировав Бенедиктова, и на вопросы: какого он воззрения о свежеиспеченном поэте? — отвечал, что у него потреблять отменное сопоставление неба с перекувырнутой чашей; к этому он ничего не прибавлял более.

Алекс Вельтман в повести «Приезжий изо уезда, сиречь Кутерьма в столице» (1841) строчил о оживленной знаменитости Бенедиктова промежду длиннейшего светлана Петербурга: все визиты и встречи в двадцати частях, ста кварталах, двухстах улицах, трехстах проулках и в тысяче торговых завязывались с восклицания: чувствовали вы?

Слышала, она сходит замуж.
Ах, не то! показался поэт, накануне каким ничто Пушкин!

Иаковов Полонский добавляет: «Учителя гимназий в классах декламировали стихи его ученикам своим, девушки их переписывали, пришлые изо Петербурга молоденькие модники хвастались, что им получилось затвердить назубок исключительно что написанные также нигде не отпечатанные стихи Бенедиктова».

Данный магазин воспоминаний возможно возобновлять и продолжать: во второй благоверной 1830-х годов воодушевления версификаций Бенедиктова не миновали ни литераторы старшего поколения (Жуковский, Вяземский, Тургенев), ни закатанные в Лилию декабристы (Н. Бестужев в одном изо посланий заметил: «У него, по счастью нашей подлиннее литературы, идей побольше, ежели у прошлого Пушкина, а стихи звучат так же»), ни современные версификаторы и оценки (Тютчев, Шевырев, Плетнев, Краевский, Сенковский), ни молодые беллетристы (Фет, А. Григорьев, Полонский, И. Тургенев, Грановский, Некрасов). Все — неукоснительно — сопоставляли его с Пушкиным и радовались: вот он, «повыше Пушкина поэт», «поэт мысли», будто перечислил его рецензент С П. Пушкин, терпевший в последние возрасты выхолаживание публики и не печатавший свежеиспеченных стихов, исключительно выразительно отмалчивался.

Лет через пять-семь, будто водится, бурливый ажиотаж кругом имени Бенедиктова переменился злым скепсисом. В 1842 году, иногда закончилось пирожное издание сборника его стихотворений (первое — в 1835-м), Чембар безмятежно констатировал: «О совершенстве и значении версификации Бенедиктова безладиц сейчас окончен»; стихотворец сформулировал написанный стихами «крайность наружного глянца и видящейся массы искусства, далекой объективного содержания, а следовательно, и действительной жизненности». Вдруг же вывел «формулу», около признаком какой создание Бенедиктова принимается и доселе: красота Бенедиктова — не красота натуры или истории, или народа, — а красота посредственных кружков казенного народонаселения Петербурга. Она вполне сформулировала их, так много, как смогли они приверженностью и любезностью, с их балами и светскостью, так много, как смогли они ощущениями и понятиями, и сформулировала простодушно-восторженно, без всякой иронии, кроме каждой утаенной мысли».

Обнаруженная «формула», исполнительная и отточенная, будто бы снимала все вопросы и ставила версификатора Бенедиктова на его «законное» место: это представитель «массовой» петроградской литературы, перекувырнувший романтичные преимущества в сферу чиновничьего мировосприятия, и увлекаться его творениями достаточно могут персонажи, сходственные гоголевскому Аксентию Ивановичу Поприщину из «Записок сумасшедшего».

К этой «формуле» достаточно подступала и автобиография Бенедиктова. Родился в 1807 годку в Петербурге, проистекал «из внутреннего звания». Младенчество обманул в провинции — в Петрозаводске. Дрессировался в Олонецкой гимназии (был, будто водится, основным учеником), впоследствии — в втором Кадетском корпусе (где также обнаружил «отличные успехи»), непродолжительно предназначал прапорщиком в Измайловском полку (участвовал в ляшской кампании и удостоился ордена Св. Анны), а в 1832 году, в году 25 лет, зачислился госслужащим в Адмиралтейство финансов. Госслужащим он был замечательным: исполнительным, аккуратным, а главное, честным. И прошел блестящую карьеру: от подканцеляриста до директора властвования Экспедиции и члена властвования Правительственного ссудного банка. Проворно завоевал трава объективного гражданского советчика (по-военному: в 1858 годку исчерпался в отставку и до погибели своей жил уединенно, аж не женился.

И внешне он был подобен быстрее на чиновника, чем на поэта: тихий, смирный, приглаженный человечек.

С 1843 возрасты Бенедиктов приблизительно закончился публиковаться. Правда, в половине 1850- X годов, во времена возникнувшей «перестройки», испробовал обозначиться яко «поэта-обличителя»: строчил поэтичные фельетоны, политические куплеты и партикулярные сатиры, — однако вдруг его хватило ненадолго: уже в 1860-е возрасты он был отторгнут через литературы и заключительные 15 лет (до своей погибели в начале апреля 1873 года) строчил в генеральном «в стол». Иногда он умер, ведь бесконечно немногие престарелые товарищи обманывали его в последний путь, — а большинство его поздних стихов (и исключительно — переводов) этак и остались «в столе», не востребованные предбудущими поколениями.

Но вот что странно. В 1830-е возрасты заводилось видимо-невидимо поэтов, которые, сходственно Бенедиктову, располагали «сезонный» успех или притязали для значимостей «повыше Пушкина»: Летописец Кукольник, Димитриевен Струйский (Трилунный), Защитник Тимофеев, Город Соколовский. Кто сейчас припоминает их творения? Против знаменитость они благословенно сохранились исключительно имуществом писательской истории, никого исключительно не взволновали не сподвигнули для «опровержения». Стихи Бенедиктова не совсем ясно как смогли победить данный барьер равнодушия.

Посредством десятеро лет после его смерти, в 1883-1884 годах, не кто иной, как Я. Полонский, проделав большущую текстологическую работу, напечатал уложение стихотворений Бенедиктова: они оставались декламируемыми и в новых условиях. В 1902 годку такое уложение водилось переиздано многочисленным тиражом — и вновь отыскало читателей!

Рецензия основания XX столетия водилась безоговорочно задета данным обстоятельством, — и ополчилась на поэта с еще огромной силой, чем Белинский. Боря Садовский в большой заметке сопоставил Бенедиктова с Чичиковым, осмелившимся записывать стихи: его творчество насытило «давно назревшую надобность всероссийского чиновничества располагать «своего поэта»». Юлиановен Айхенвальд также не разубедился через писательского сравнения: «Не желается оскорблять поэта, но возмущенному читателю временами прибывает для ум, что Бенедиктов — Льстец нашей поэзии.

Слова «поэт-чиновник» гляделись уничижительными. Но, в сущности, они ничем не хуже обозначений «поэт-гусар» (применительно к Д. Давыдову) сиречь «студенческая муза» (как именовали стихи раннего Н. Однако нежели вдуматься, ведь в благоустроенном сообществе основательный и честный сановник значительно необходимее всякого гусара.

К тому же по какой причине бы так тревожиться «ниспровергателям» Бенедиктова, ежели бы перед ними был положительно «третьестепенный» поэт, ласкавший когда-то говор петроградских Поприщиных? Отчего-то здесь если: почему-либо летопись российской версификации не возможно «отвязаться» от этого имени.

В 1939 годку исчерпался внушительный фолиант стихов Бенедиктова в серии «Библиотека поэта». Сочинитель данного тома, прекрасный и тонкий изыскатель Л. Гинзбург, заметила, однако: «Бенедиктов — это вечное предупреждение профессиональному поэту, вообразившему, что мысль возможно заступить воспроизведением мысли». Но издавать внушительный фолиант исключительно в свойстве «предостережения» — не чрезвычайно ли видимо-невидимо чести?

С подобными же «оговорками» Бенедиктов был испущен «Библиотекой поэта» в 1983 годку — в еще большем объеме. Он не забросят и знаменитыми изданиями: в 1990 годку том его стихов показался в серии «Поэтическая библиотечка школьника». Отчего-то препятствует забраковать данного «поэта-чиновника» давным-давно миновавших времен на задворки писательской летописи — будто словно в данных «чичиковско-молчалинских» творениях обнаруживается актуальный интерес.

«Поэт внезапный, Стихотворец неожиданный» (так наименовал Бенедиктова С. Шевырев) напечатал свой замечательный первый подлинник в различных аспектах случайно. Стихами он интересовался с молодости, — но о прессы аж не думал.

Служа в Петербурге, он активизировал попроведывать популярные тогда писательские салоны, в каких «был бесконечно застенчив и молчалив» (Е. Юнге), однако время через медли краснея, испытывал декламировать отчего-то свое. Властитель одного из «второсортных» салонов, адъютант гвардейского остовы и литератор Рыцарь Карлгоф, наступил в энтузиазм через стихов новобрачного госслужащего — и предложил их издать на свои средства. И началось.