Жила у барина собака на дворе
В таком довольстве и добре,
В каком, бывало, жил чернец в монастыре;
Всего же боле,
Что жить могла на воле.
Сосед, который в дом к боярину ходил,
Собаку эту полюбил,
Да как достать ее, не знает:
Просить боярина об ней ой не хотел,
Украсть ее — бездельством счел.
«Нет, надобно, — он рассуждает, —
Скромнее поступить
И тонким образом собаку ту сманить».
Бездельство тонкое бездельством не считает.
И всякий раз, когда, бывало, ни придет,
Речь о собаке заведет,
При ней самой ее как можно выхваляет,
А барину пенять начнет,
Что содержание ей у него худое:
«Нет, у меня житье ей было б не такое;
Иного я куска и сам бы есть не стал,
Да этой бы собаке дал,
Всегда бы спать с собою клал.
А у тебя она лишь кости подбирает
И как случится спит».
Всё, что сосед ни говорит,
Собака правдою считает
И думает: «Что? может быть, и впрям
Еще мне лучше будет там,
Хоть хорошо и здесь… отведать бы пуститься;
А худо — и назад ведь можно воротиться».
Подумала, да и с двора долой,
К соседу прямо прибежала.
Живет дней несколько, и месяц, и другой;
Не только что куска того не получала,
Которого, сосед сказал,
Не съел бы сам, а ей бы дал, —
И костью с нуждою случится
Собаке в праздник поживиться.
Спать — хуже прежнего спала;
А сверх того еще привязана была.
И поделом: зачем сбежала?
Вперед, собака, знай, когда еще не знала,
Что многие умеют мягко стлать,
Да жестко спать.
Собаки добрые с двора на двор не рыщут
И от добра добра не ищут.
1774
