В полях по колосьям — колдующий звон,
Поспел, закачался в туманах загон.
Гадает по звёздам старуха изба,
На крыше — солома, на окнах — резьба.
За пламенным лесом толпа деревень,
С плетнём обнимается старый плетень.
Мурлычет над речкой усатая мгла,
С седым камышом разговор повела.
В колодец за пойлом полезло ведро.
Горит за погостом жар-птицы крыло.
Горит переметно у дедовых ног,
А хлеб по полям и зернист и высок.
Жуёт, как корова, солому серпом
Невидимый дед в терему расписном.
Волосья — лохмотья седых облаков,
Глаза — будто свечки далеких веков.
На третий десяток старуха в гробу:
Поджатые губы и венчик на лбу.
Остался на свете невидимый дед,
В полях недожатых лазоревый свет.
Народу — деревня, а дед за селом
Живёт со своим золотым петухом.
А ляжет на стол под божницею дед, —
Погаснет над рожью лазоревый свет.
За меру пшена и мочёных краюх
Споёт панихиду дружище-петух.
Придёт в голубом сарафане весна,
Опять в решете зазвенят семена.
На полке, в божнице — зелёная муть,
Зелёная проседь, — пора отдохнуть:
Под саваном дед безответен и глух,
Без деда зарю кукарекнул петух.