Стихи Глеба Горбовского

Писать стихи, казалось бы, — не надо. Есть и без них — и солнце, и прохлада. Есть и без них И Родина, и ритмы. Есть и без них — и выспренни, и скрытны.

Курьерский поезд (были деньги) схватил меня, умчал меня. Пугливо жались деревеньки, голов солому наклоня. … И подошли ко мне в вагоне полузнакомые глаза.

Жавороном щуплый ненароком бросил в уши кругленькие звуки, вертолетиком повис он над дорогой, всю окрестностью звуками остукал… Сахалинский жаворонок скромный

Вошел, пропахший мокрым лесом: грибами, плесенью, смолой. Глаза под кепочным навесом всем говорили: я не злой. В стакан граненый вставил горстку каких-то

Мои рифмы — обычны, как на грузчике ноша. Мои ритмы — типичны, потому что похожи на дыхание моря, где лежат пароходы, на прикрасы и горе, на леса и народы.

Не притворяясь, ем картошку и упиваюсь молоком. Худая утренняя кошка сигналит красным языком. Пробраться к омуту лесному и вмиг раздеться добела.

В углу присутствовал скелет. Он — словно смерть из сказки. Живой школяр, держа ответ, шпынял его указкой. Как будто тридцать голубят, сидят ребячьи лица.

Кто бы видел, как мы с ней прощались. На ее лице кипели слезы. На вокзале дискантом кричали маленькие злые паровозы. Шла узкоколейная дорога к берегу песчаному разлуки.

Гусь выбился из птичьих сил, и с горя гусь заголосил. Он начал падать вниз комком, а гуси в небе шли гуськом… Густ вновь бы крылья распростер, да у него

День растаял, словно сахар, в серой сетке дождевой. В сердце нет ни капли страха, — только кровь… Я вновь живой! Подползает осторожно к дому вкрадчивый туман.