Астафьева Наталья

И тучи спадают завесою с глаз. И светится неба стекло. И, высыхая, туманится грязь. И сосны на солнце. Тепло. А скоро на рыжих макушках бугров, в стеблях

Свет прогресса! Столько крика, ненависти, толкотни… Все от мала до велика лезут кверху в наши дни. Кверху прущее, слепое, разветвившееся сплошь… Что же

Душа моя так наболела, что ей уж некуда деваться, она, как раненое тело, порой лишь вскрикивает: «Братцы!..» 1994

Может быть, не в самом лучшем виде, всё же прожила я, полюбив, никого на свете не обидев, комара от скуки не убив. По земле в льняной своей рубашке бегала

Такая трудная эпоха! А я держусь куда как плохо за дружбу вашу (хватишь сраму!), за прессу, радио, рекламу, за мебель, моду и машину, за нежное почтенье

Господи, помилуй нас и землю всю. Людям не под силу жизнь терпеть свою. И земля не в силах нас терпеть, людей. Вся она в могилах, в трещинах траншей.

Переменились ветры — пошли налево дуть, и прежние запреты переменили суть, и прежние порядки переменили стать… Но те, что брали взятки, не могут перестать.

Со дна последнего отчаянья вновь не дают мне в сон уйти собак ночные причитанья от трёх часов и до пяти. Собачий вой наполнил мир — вой по умершим?

Я стала смелей и спокойней. Пусть нечего будет вспомнить, пусть зимнюю боль не искупишь, весна все равно наступит. Придет и откроет ставни, такая же юная

Впереди еще январь и февраль и март… Впереди еще зима… Но и в ноябре обжигающий мороз, снега кутерьма. Хмурый, сумрачный декабрь в грязном серебре.