Астафьева Наталья

До свиданья, до свиданья, родина, земля, семья… Жаркий трепет обладанья до костей пронзал меня. Но приходится все чаще целовать холодный лоб и рубить живые

Лес в октябре… Кто тебя выскажет? Ели, тяжелые, влажные… Из-за ствола боком белка выскочит, непугливая, важная. И осины, до того золотые, и поляны, до

Нализавшись, как скотина, он лежит у магазина весь в грязи. Перебрал и обессилел, сам себе он опостылел, бог прости. — Вас же, мерзкие притворы, — только

Хамелеоны, лицемеры, их термидоры, их брюмеры, премьеры, принятые меры, эксплуатированье веры наивных и несчастных масс… И нет на них чумы, холеры, чтобы

Всей радостной силой сознанья, последним животным теплом — пытаюсь помочь выживанью того, что зовётся добром. Печалясь, надеясь и мучась, хочу в этом мире

Дождевые тучи снова налетели в небо чистое, словно птицы бестолковые, синеперые, голосистые. Речка вся в гусиной коже. Холода. Октябрь месяц.

Менять местами верх и низ? И там и там — лишь мразь и мерзость. Что толку правду-матку резать! Убили веру в коммунизм и предали уже давно свободу, равенство

Люди — колючие тернии. Страшный измученный край. Полнится чаша терпения, льется уже через край. В воздухе носится смута. Лица угрюмы, резки.

Любуюсь на костел, на церковь, на мечеть, присяду у костра и буду руки греть, попотчуют чайком смородинного цвета… Ах, как мне хочется, чтоб не кончалось лето!

Угрюма, угловата, обуглена дотла, а ведь была восторженна, наполненна, светла, жила, ждала, звенела на радостной струне, но что-то заржавело и сломлено во мне.