Астафьева Наталья

Распалась вся страна на два враждебных стана. Кровава и страшна разверзшаяся рана. Безудержность вражды чудовищна, ужасна, чудовищны вожди, что нас зовут сражаться.

Всех конец одинаков. Я какой-то весной стану почвой для злаков, уйду в перегной. Будет колос пшеница надо мной наливать. Будет песни синица на кустах распевать.

За десять дней на нашей даче трава по пояс, цветы с кулак… Я слышу, птицы в листве судачат, что наше дело с тобой табак. Что до того, что мы с тобою дружили

Я сегодня полна зеленеющей песней полей; только что ребятишки сдали последний экзамен. Здесь, у развилки дорог, ветер свистит веселей, рощи, речки, холмы

Чудачеством назвали честность, а воровство признали нормой, сослали славу в неизвестность, цвет красный именуют чёрным. Бедность считается пороком, богатым

Две руки, как два больших крыла, да любовь, прямую как стрела, устремленный в будущее взгляд, — ты сегодня все отдать мне рад. Говоришь, со мною хочешь

До отказа я набита прошлым. Накрепко закрыта плотной пробкой. Но под утро вижу сон. Иду как будто с чемоданами куда-то вместе с матерью и братом.

Стало некуда людям деваться. Наше время нелепо до смеха. Тишину расколовшее: — Братцы! — от земли отражается эхом. Одиночество и отчужденье толп, отталкивающихся друг от друга.

Я оживаю медленно и робко — после дождя затоптанная тропка, пока ее однажды не разроет живучею железною травою. Не думаю, тебя не вспоминаю, а просто очень

Гляди, волчица волку зализывает раны, ребенка-человека выкормила брюхом… Мы вышли из природы, как пули из нагана, ляг, приложись к планете раковиной-ухом.