Асадов Эдуард

С вершины громадной сосны спозаранку Ударил горячий, веселый свист. То, вскинувши клюв, как трубу горнист, Над спящей тайгою поет заряика.

Сколько чувств ты стараешься мне открыть, Хоть с другими когда-то и не старалась. Там все как-то само по себе получалось — То ль везение чье-то, а то ли прыть?

Только в юности играют Так светло и звонко трубы, Лишь у юности бывают Нецелованные губы. Но с годами глуше трубы И все реже смех беспечный — Нецелованные

Мученик — не затравленник, Что в адских кипит котлах. Мученик — это праведник, Мечтающий о грехах.

Не хочу, не могу, не смирился И в душе все границы сотру, Я в Советском Союзе родился И в Советском Союзе умру!

1. Метель ревет, как седой исполин, Вторые сутки не утихая, Ревет как пятьсот самолетных турбин, И нет ей, проклятой, конца и края! Пляшет огромным белым

Мама! Тебе эти строки пишу я, Тебе посылаю сыновний привет, Тебя вспоминаю, такую родную, Такую хорошую — слов даже нет! Читаешь письмо ты, а видишь мальчишку

Как избежать измен и горьких сцен? Что делать, чтоб любовь не распылялась? Берите милых в столь горячий плен И так ласкайте их, чтоб для измен Ни времени

Прощай! Чуть волна предрассветная брызнет, Уходим в простор морской. А море значительно покапризней, Чем даже характер твой. Бывают штормяги, бывает и

В горах, на скале, о беспутствах мечтая, Сидела Измена худая и злая. А рядом под вишней сидела Любовь, Рассветное золото в косы вплетая.