Андреев Даниил

Кончились круги косного плена, Следуй отныне вольной тропой: Да, еще будет возможна измена, Но невозможен срыв слепой. Если ты выберешь скорбные спуски

Ночь. — Саркофаг. — Величье. — Холод. Огромно лицо крепостных часов: Высоко в созвездьях, черные с золотом, Они недоступней судных весов.

Сияла ровным светом газовая Цепь фонарей в ночной тиши, Неотвратимый путь указывая, Поцеловав глаза души. Ресницы вкрадчиво поглаживая, Лаская лоб, как

Острым булатом расплат и потерь Мощные Ангелы сфер В сердце народов вдвигают теперь Угль высочайшей из вер. Где от высот задыхается грудь, Сквозь лучезарнейший

В дикой раме — Окружен соснами, Вечерами Вспоен росными, Дремлет в чаще (Где тут грань векам?) Настоящий Ковер странникам. Чуть вздыхая, Теплей воздуха

О триумфах, иллюминациях, гекатомбах, Об овациях всенародному палачу, О погибших и погибающих в катакомбах Нержавеющий и незыблемый стих ищу.

Если город — дарохранительница, Чей же дар в нём таится, чей? Почему не могу отстранить лица Я от тёмных его лучей? И зачем вихревая гарь его За кварталами

Тот, кто лепит подвигами бранными Плоть народа, труд горячий свой, Укрывал столетья под буранами, Под звездами воли кочевой. Тело царства, незнакомо с

Где не мчался ни один наездник, На лугах младенческой земли, Белые и синие созвездья, Млея и качаясь, расцвели. И теплом дыша над бороздою, Ветер рая

Сколько рек в тиши лесного края Катится, туманами дыша, И у каждой есть и плоть живая, И неповторимая душа. На исходе тягостного жара, Вековую чащу осветя