Аксельрод Елена

Танцую. Топчутся вокруг Плясуньи, не совсем младые. Их каблуков не точен стук, Причёски высятся седые, Окрашенные в пламя дня, Окрашенные в сумрак ночи —

Там на столе горой тетрадки. В окне последние лучи. На тёмной лестничной площадке ищу забытые ключи. От глаз чужих в квартире скроюсь, друг забредёт на огонёк.

В свет уставясь головою, Ёлка вывесила хвою На просушку, как бельё. И мое житьё-бытьё Развиднеется, быть может. Хищный день, похоже, прожит.

Трагедию сначала сочинять, Потом её героем становиться. Невольник слова — не на что пенять — Нет воли продохнуть иль протрезвиться.

Рифма повисла на карандаше. Тихо, мой милый, у нас в шалаше. Нынче безвыходный день выходной, сам задыхается зной обложной. Только бы вечером, ближе к

Ни кола, Ни двора. Пожила — И пора. Крик гусей На пруду. По Расее Иду. Что мой день, То и ночь. Кочка, пень — Сутки прочь. Ни родни, Ни дружка.

Стремительно взлетает вверх дорога. Обрыв, обвал – и будущего нет. Но не смотри так пристально и строго, Даст Бог и нам ещё десяток лет.

Жизнь после смерти есть. Я умерла и вот попала в вечность – город вечный. Теперь я знаю, что скрывала мгла последняя и что сказал мне встречный, последний

Не раз себе надгробную пела, Не знала, что этот — последний раз. Пела заносчиво, слишком смело, С необоримым борясь. Искру предчувствия музыка прячет.

Когда же, когда это было? За валом охотился вал, Всю бухту болтало, знобило, Причал, как шакал, завывал. И псы словно остервенели, Горланили стаи ворон.