Агнивцев Николай

Москва и Киев задрожали, Когда Петр, в треске финских скал, Ногой из золота и стали Болото невское попрал!.. И взвыли плети!.. И в два счета – Движеньем

Был день и час, когда, уныло Вмешавшись в шумную толпу, Краюшка хлеба погрозила Александрийскому столпу! Как хохотали переулки, Проспекты, улицы!

Как верный отблеск парадиза, И непорочна и светла, Одна французская, маркиза Жила, пока не умерла. Она была верна супругу И днем, и ночью, и в обед.

Жил-был зеленый крокодил, Аршина эдак на четыре… Он был в расцвете юных сил И по характеру он был, Пожалуй, самым лучшим в мире – Зелёный этот крокодил

С князем Павлом сладу нету! Comprenez vous, дело в том, Что к статс-даме он в карету Под сиденье влез тайком! Не качайте головами! Ведь беды особой нет

Длинна как мост, черна как вакса, Идёт, покачиваясь, такса… За ней шагает, хмур и строг, Законный муж её – бульдог. Но вот, пронзенный в грудь с налета

Как вздрогнул мозг! Как сердце сжалось! Весь день без слов! Вся ночь без «сна! Сегодня в руки мне попалась Коробка спичек Лапшина… Ах, сердце – раб былых привычек!

Это было в белом зале У гранитных колоннад… Это было все в Версале Двести лет. тому назад. Ах, назад тому два века, Не имея лучших тем, Герцог Гиз маркизе

У заморских пав краса Никогда не хмурится! Перед их красой глаза, Как от солнца, жмурятся! Истукана вгонят в дрожь Взоры их испанские! Только мне милее

Нет черней физиономий Ни в Тимбукту, ни в Танжере, Чем у некоего Томми И его подруги Мэри. Этот Томми с этой Мэри, Вспыхнув в страсти вроде спирта, Порешили