Ночь опустилась. Все тихо: ни криков, ни шума.
Дремлет царевич, гнетет его горькая дума:
«Боже, за что посылаешь мне эти стаданья?.
В путь я пустился с горячею жаждою знанья,
Новые страны увидеть и нравы чужие.
О, неужели в поля не вернусь я родные?
В родину милую весть роковая дошла ли?
Бедная мать убивается в жгучей печали,
Выдержит твердо отец,- но под строгой личиной
Все его сердце изноет безмолвной кручиной…
Ты мои помыслы видишь, о праведный Боже!
Зла никому я не сделал… За что же, за что же?.
Вот засыпает царевич в тревоге и горе,
Сон его сладко баюкает темное море…
Снится царевичу: тихо к его изголовью
Ангел склонился и шепчет с любовью:
»Юноша, Богом хранимый в далекой чужбине!
Больше, чем новые страны, увидел ты ныне,
Ты свою душу увидел в минуту невзгоды,
Мощью с судьбой ты померился в юные годы!
Ты увидал беспричинную злобу людскую…
Спи безмятежно! Я раны твои уврачую.
Все, что ты в жизни имел дорогого, святого,
Родину, счастье, семью — возвращу тебе снова.
Жизнь пред тобой расстилается в светлом просторе,
Ты поплывешь чрез иное — житейское море,
Много в нем места для подвигов смелых, свободны;
Много и мелей опасных, и камней подводных…
Я — твой хранитель, я буду незримо с тобою,
Белыми крыльями черные думы покрою».
Май 1891
